Лучшее эфирное время   ::   Коллинз Джоан

Я читал, какое удовольствие ты получаешь, проделывая это с каждым, кто встретится на твоем пути, – с мужчинами, собаками, лошадьми, – ведь так, шлюха? Так ведь? Я слышал в тюрьме обо всех твоих мерзостях.

Лучше смерть, подумала Хлоя. Мгновенная смерть несравненно приятнее, чем перспектива быть искромсанной маньяком. С нечеловеческой силой, с диким криком о помощи она скинула с себя Кэлвина, ударив его ногой в пах так сильно, как только могла, и на коленях поползла к двери.

Захлопывая дверцу автомобиля, Филипп услышал сдавленные крики за сценой. Было почти невозможно расслышать что-либо сквозь звуконепроницаемые стены, но Филипп почувствовал неладное.

Он толкнул тяжелые двери и от неожиданности замер – перед ним открылось кошмарное зрелище. Голая Хлоя лежала на полу, на лице ее застыла маска неподдельного ужаса. Совсем близко от нее стоял мужчина, в его поднятой руке был зажат нож, готовый вонзиться в жертву.

Кэлвин увидел Филиппа и замер. На секунду все были в оцепенении, затем Филипп сделал шаг вперед, Кэлвин размахнулся в воздухе, и лезвие ножа полоснуло грудь Филиппа.

В ушах у Хлои зазвенело от криков, но она не могла сказать, кому они принадлежали – ей, Филиппу или тому сумасшедшему.

Они всегда смотрели программу ранних утренних новостей по крошечному портативному телевизору, стоявшему в гримерной.

Эмералд сидела на стуле перед зеркалом и наносила на свое милое посвежевшее лицо тонкий слой крем-пудры «Макс Фактор». Она еще раз взглянула на себя чуть потускневшими за прожитые годы глазами и вновь увидела в зеркале красивое лицо тридцатипятилетней женщины.

Джош откинулся в своем кожаном гримерном кресле и, закрыв глаза, думал о предстоящей сцене, в то время как его лицо «обильно штукатурили», как он шутя говорил гримеру.

Сообщение о попытке убийства Хлои и смерти Филиппа прервало их мечтания.

– Господи! Я должен позвонить ей, – закричал Джош, выпрыгивая из кресла и бросаясь в свою уборную.

Телефон Хлои – номер, которого он добился от Дафни, но по которому еще ни разу не звонил, – был занят, беспрерывно занят. В отчаянии он набирал снова и снова.

– Тебя ждут на съемке. – Без стука в комнату вошла Эмералд. – На твоем месте я бы не стала звонить ей, – ревниво заметила она. – Женщина только что потеряла любимого мужчину. И уж излияния бывшего мужа ей сейчас совсем ни к чему.

Джош положил трубку. Он попросил Перри отослать Хлое корзину белых роз и тюльпанов и написал короткое соболезнование. На следующий день он со съемочной группой уехал на натурные съемки в горы Сан-Габриэль.

Эмералд сопровождала его. Сидя с ним в машине, она с горечью сознавала, что он полностью погружен в свои мысли и совсем не замечает ее.

Она попытается вычеркнуть его из своей жизни. Попытается. Она должна это сделать. Совсем недавно она встретила мужчину, биржевого брокера из Хьюстона. Он был богат, дважды разведен, седоватый, но все еще довольно привлекательный. Может быть, наконец это ее судьба. Мужчина, которого она искала всю свою жизнь, но так и не нашла. Она открыла пудреницу, чтобы лишний раз взглянуть на свое отражение в зеркале. Да, она все еще великолепна. За последние полчаса в ее лице ничего не изменилось. В нем все еще жили красота, обаяние, сила, слава. Она вновь была суперзвездой. Весь мир был у ее ног. Не так ли?

По радио звучала нежная, романтическая музыка.

«Величайший смысл жизни в том, чтобы просто любить и быть любимым», – тихо напевал Нат Кинг Коул.

Джош вслушался в слова. Это была песня, которую они вместе с Хлоей исполняли в Лас-Вегасе еще в семидесятых. Она сводила всех с ума.

Он вспоминал бирюзовые глаза Хлои, вспоминал, как искрились они, когда смотрели в его глаза. Исполняя эту песню, они как будто сливались с ее словами, и в эти минуты для них не существовало ничего и никого вокруг – весь мир был лишь они двое.