Подножье тьмы   ::   Прашкевич Геннадий

Роальд развернул газетку:

— «Россия сеяла, роняла черный пот на пашни, но плодов не пожинала: ее до самой нитки обирала орава расплодившихся господ…» Сильно, да? Вот так и далее. На все двести строк. Как говорил когда-то небезызвестный вождь: эта штука посильнее «Фауста» Гете… Нет, погоди. Ты тугодум. Чтобы до тебя дошло, еще несколько строчек.

Достаточно умело, наверное подражая Лене Врачу, Роальд зачитал:

— «Народ, окстись! Не то твои кумиры Россию хуже липки оберут, лаптей понаплетут, распродадут любителям старья на сувениры. Правителям на все и вся плевать, им кушается всласть и мягко спится. А лучше бы лаптями подавиться, чем Родиной задаром торговать!»

— Ну и голос у тебя, — сказал Шурик.

— Дело не в голосе. Поэт зависит не от голоса.

— А от чего?

— От глотки.

— Сильно сказано, — искренне признал Шурик.

— Неелов так говорит. Его людей и считают сильными. Они сами считают себя сильными. Они уже сейчас готовы взять на себя, ну, скажем, круглосуточное патрулирование улиц. Они утверждают, если им это позволят, они за неделю наведут в городе порядок, избавят горожан от преступников. По крайней мере, так утверждает Неелов. И люди, окружающие его. Я именно о них говорю.

— А «Шанс-2»? У них есть поэты?

— Есть. Но не такие сильные.

— А ну-ка?

Роальд вытащил номер «Шанс-2»:

— Это, конечно, не крик души, но все же…

И процитировал с чувством:

— «Подумаешь, провинность, лежал возле ларька, — ты попроси, подвинусь, Россия велика… Ведь я не алкоголик, не специально пью, а только пью от боли за Родину свою…»

— Это Иваньков пьет от боли за Родину?

— По крайней мере, его поэты.

— А на какие деньги издается «Вместе»?

— На деньги партии, которая Неелова поддерживает. Точнее, которую газета поддерживают.

— У этой партии много денег?

— Много, — грубо сказал Роальд. — Но это уже политика. Нас политика не интересует. Поэтому забирай газеты и отваливай.

— Кстати, — вдруг поднял он внимательные глаза. — Тебе знаком такой вот женский квакающий голос?

— Обычно квакающие голоса бывают у лягушек.

— Значит, тебе звонила лягушка.

— Ладно. Учту. — Шурик знал, Роальд говорит о Симе. — Я начну с фирмы «Делон». Прямо с обеда начну. Интересно, у них своя столовая или обед они заказывают в ресторане?

— Вот и выясни.

Шурик встал.

— Знаешь, — сухо сказал Роальд, уставясь на него серыми неулыбчивыми глазами. — Может, это и не мое дело, но твоя Рипсимия…

— Сима, — терпеливо подсказал Шурик. — У нее есть имя. Ты его знаешь. Правильно оно звучит именно так — Сима. Легко запомнить.

— Сима? — холодно заинтересовался Роальд. — Я и говорю — Рипсимия. Или Максима. Я даже в словарь смотрел.

— Просто Сима, — терпеливо повторил Шурик.

— Ты что, не знаешь, как ее имя произносится полностью?

— Тебе-то что?

— Дурак всегда вызывает жалость.

— Не надо меня жалеть. Перебьюсь.

— Возможно, — Роальд как бы соглашался с Шуриком, но это вовсе не значило, что он разделяет его мнение. — До встречи с Рипсимией ты, берясь за дело, сразу говорил: Роальд, я уже в работе! А сейчас сидишь и несешь чепуху. «С обеда начну»! Я считаю, это следствием твоего общения с…

— С Симой, — предупредил Роальда Шурик.

— Ну да. Хотя ты даже ее полного имени не знаешь, — ухмыльнулся Роальд. — И зрение тебе изменяет. Оно у тебя стало выборочным. Любой человек на твоем месте увидел бы — у твоей Симы остались только ноги, потому она их и не прячет.