Подозрение   ::   Дюрренматт Фридрих

Аннотация: Дюрренматт не раз повторял, что он наследник европейского Просвещения. Но это был странный просветитель. Он хотел объяснить мир, но объяснить не до конца. Дух человеческий требует загадок неразрешимых, требует секретов и тайн.

---------------------------------------------

Фридрих Дюрренматт

Подозрение

Часть первая

ВРАЧИ И ПАЦИЕНТЫ



Берлаха в начале ноября положили в Салемский госпиталь, из которого видно старую часть Берна с ратушей. Инфаркт на две недели отодвинул ставшую необходимой операцию. Трудную операцию провели удачно, она дала возможность поставить окончательный диагноз неизлечимой болезни, которую и предполагали. Комиссар чувствовал себя скверно. Его начальник, следователь Лютц, уже смирился с неизбежной смертью комиссара, в состоянии которого, однако, дважды наступало улучшение и который незадолго до рождества почувствовал себя совсем неплохо. Все праздники старик проспал, но двадцать седьмого, в понедельник, он уже бодро просматривал старые номера американского журнала «Лайф» издания 1945 года.

– Это были звери, Самуэль, – сказал он, когда вечером доктор Хунгертобель пришел с обходом. – Это были звери, – повторил он и передал ему газету. – Ты врач и можешь себе это представить. Посмотри на эту фотографию из концентрационного лагеря Штутхоф. Лагерный врач Неле провел на арестанте операцию брюшной полости без наркоза. В этот момент его и сфотографировали.

– Нацисты иногда проделывали такие вещи, – сказал врач, посмотрел фотографию и, отложив газету в сторону, сильно побледнел.

– Что это с тобой? – спросил удивленный больной, Хунгертобель ответил не сразу. Он положил раскрытую газету на кровать Берлаха, полез в правый верхний карман своего халата, вытащил очки и, как заметил комиссар, дрожащими руками надел их, а затем во второй раз посмотрел на фотографию.

«Почему он так нервничает?» – подумал Берлах. – Ерунда, – сказал наконец Хунгертобель раздраженно и положил газету на стопку других, лежавших на столе. – Дай мне твою руку. Лучше посмотрим твой пульс.

Прошла минута молчания, затем врач опустил руку друга и посмотрел на кривую температуры над кроватью.

– Твои дела неплохи, Ганс.

– Еще один год? – спросил Берлах. Хунгертобель смутился.

– Не будем говорить об этом, – сказал он. – Ты должен за собой следить, а потом мы тебя обследуем еще раз.

– Я всегда за собой слежу, – пробормотал старик.

– Тогда все превосходно, – сказал Хунгертобель, прощаясь.

– Дай-ка мне «Лайф», – внешне безразлично попросил больной.

Хунгертобель взял из пачки журналов один и протянул его другу.

– Нет, не этот, – сказал комиссар и насмешливо взглянул на врача. – Дай мне тот самый, который ты у меня взял. Так просто меня от концлагеря не отвлечешь.

Хунгертобель помедлил мгновение, покраснел, увидев испытующий взгляд Берлаха, и дал журнал. Затем быстро вышел, как будто ему было не по себе. Пришла медсестра. Комиссар попросил ее убрать остальные журналы.

– А этот не нужно? – спросила она, указав на оставшийся.

– Нет, – ответил старик.

Когда сестра ушла, он вновь стал рассматривать фотографию. Врач, проводивший зверский эксперимент, был удивительно спокоен. Большая часть лица была закрыта маской.

Комиссар положил журнал в ящик столика и скрестил руки за головой. Он широко открыл глаза и смотрел в ночь, все больше и больше наполнявшую палату. Свет он не зажег.

Он любил смотреть, как через окно светятся огни города.

Когда пришла медсестра, чтобы помочь ему устроиться на ночь, он уже спал.

Утром в десять часов пришел Хунгертобель. Берлах лежал на постели, руки под головой, на одеяле лежал раскрытый журнал. Его глаза внимательно смотрели на врача.