Маскарад в лунном свете   ::   Майклз Кейси

Томас грациозно двинулся вперед, когда мимо порхнула мисс Араминта Фробишер, опиравшаяся на руку джентльмена, облаченного в вечерний костюм с пуговицами, не уступающими по размеру столовым тарелкам. Он не удержался от улыбки, увидев, как милая Араминта подмигнула ему. Чудесная девушка Араминта! Всегда готова улизнуть в какой-нибудь темный укромный садик с мужчиной, вознамерившимся сорвать с ее губ несколько шаловливых поцелуев. Если его сегодняшняя добыча не появится в самое ближайшее время, подумал Томас, ему, возможно, стоит пересмотреть свое решение о раннем уходе и увести дорогую Араминту в словно специально предназначенные для подобных целей густые кусты, росшие, как ему уже было известно, сразу же за высокими застекленными дверями, находившимися в левой части бального зала.

Молодой денди — кавалер мисс Фробишер не удостоил Томаса даже кивка, поскольку, как истинный британец, не желал обращать внимания на выскочек из колоний. Вполне возможно, что он меня даже и не заметил, решил Томас. Что ж, выскочку из колоний это устраивало как нельзя больше, хотя, мелькнула у Томаса следующая мысль, этот изнеженный денди мог бы кое-чему научиться, если бы присмотрелся к моему костюму и манере держаться, поскольку молодой англичанин в своем наряде выглядел даже более странно, чем выглядела бы монахиня в платье из красной тафты.

Томас, не склонный к проявлениям ложной скромности, знал, что смотрится великолепно, стоя в небрежной позе у мраморной колонны, — высокий, широкоплечий, стройный, одетый в прекрасно скроенный темно-синий вечерний костюм, в каком не постыдился бы появиться и признанный законодатель мод красавчик Браммель. Зеркало сказало Томасу, что его бронзовая от загара кожа прекрасно гармонирует с его рыжевато-каштановыми выгоревшими на солнце волосами и не модными, но идущими ему усами, а также с ослепительно-белым небрежно завязанным шейным платком и такими же белоснежными манжетами с запонками, примерно на дюйм выступающими из-под рукавов костюма, которые привлекали внимание к его сильным рукам с длинными пальцами.

Рукам, которые в равной степени искусно могли писать редакционные статьи, сдавать карты, натягивать поводья, держать клинок и ласкать женщину.

Сейчас его голубые, цвета рассветного неба глаза, обрамленные длинными черными ресницами, с еле заметными морщинками у уголков, углублявшимися, когда он улыбался, созерцали заполненный гостями бальный зал с выражением радостного предвкушения, создавая впечатление, что их обладатель — простой хороший парень, думающий только о развлечениях.

Где же прячется этот сукин сын, спросил себя Томас, продолжая широко улыбаться и раскланиваться с проходившими мимо гостями. Он сказал, что будет здесь. Ну что я за пустоголовый балбес, поверил словам англичанина.

На минуту его внимание привлек неуклюжий краснолицый молодой лорд, который, наверное, видел в последний раз свои ноги, когда лакей приподнял их, чтобы втиснуть в черные лакированные вечерние туфли. Этот глупец всерьез пытался проделывать сложные па быстрого контрданса и выглядел при этом так же грациозно, как боров, копающийся в навозе. Болван! Добрая половина англичан, встреченных Томасом за две недели его пребывания в Англии, была пустоголовыми самовлюбленными идиотами, занятыми поисками удовольствий, а другая половина — пронырливыми, трусливыми, подхалимствующими интриганами, готовыми продать право первородства за несколько золотых монет. Не удивительно, что его соотечественники американцы, эти мужественные колонисты, до сих пор презираемые англичанами, смогли нанести им такое сокрушительное поражение в войне за независимость.