Подпись Пикпюс   ::   Сименон Жорж

Во взгляде, которым она удостоила старика, одна беспощадная враждебность.

Именно она бросила ему тоном, каким говорят с лакеем:

– Ступайте разденьтесь.

– Представляете, Жизель, – пояснила ей мать, – сегодня днем ваш отец отправился к гадалке, а там как раз произошел скандал…

Странно, однако, звучит слово «скандал» применительно к убийству! Очевидно, для обеих женщин жизнь и смерть мадмуазель Жанны ровным счетом ничего не значат. Их волнует одно, что Ле Клоаген оказался на месте преступления, его увезли на набережную Орфевр, и теперь комиссар…

– Крайне огорчен, что вынужден вас беспокоить, сударыни, но в данных обстоятельствах я был бы счастлив заглянуть на минутку в комнату господина Ле Клоагена.

– Жизель? – вопросительным тоном выдохнула г-жа Ле Клоаген.

Девушка опустила ресницы, что, без сомнения, означало: комната в порядке.

Чтобы попасть туда, пришлось пройти через удобную столовую, потом через спальню хозяйки дома, обставленную довольно красивой старинной мебелью. Мегрэ отметил, что в квартире нет настоящей ванной – только туалетные комнаты с давно не менявшимися обоями и полом, покрытым кусками старого линолеума.

– Спальня служит моему мужу и кабинетом, – заранее предупредила женщина. – Из своих странствий он вынес вкус к простоте, предельной простоте.

Ого! Почему засов снаружи, а не изнутри, что было бы куда логичней! Неужели старика запирают?

Интуиция Мегрэ и тут нашла подтверждение у привратницы.

– Да, мсье. Когда у этих дам прием, беднягу запирают – так они боятся, чтобы он ненароком не появился. А когда он опаздывает к обеду, его в наказание день-другой держат под замком.

Комната, скорее кабинет, нежели спальня, выходила не на бульвар Батиньоль, а в узкий и мрачный двор. А так как стекла помутнели от времени, свет проникал в помещение совсем скупо.

С потолка прямо на проводе свешивалась пыльная двадцатипятисвечовая лампочка. Железная койка. Трехногий умывальник, рядом, на полу, выщербленный кувшин. В углу – предмет, который и дал основание торжественно именовать эту дыру кабинетом, – монументальное бюро черного дерева, слишком громоздкое для комнаты и, несомненно, купленное по случаю на какой-нибудь распродаже.

Ле Клоаген бесшумно вернулся к себе и теперь молча ждал, как ждет наказания школьник. Скоро Мегрэ уйдет, и тогда…

При мысли, что он оставит старика наедине с двумя мегерами, комиссар почувствовал чуть ли не угрызения совести. Ему вспомнилась рука с отрубленной фалангой, старая рука, которая…

– Здесь все по-спартански, не правда ли? – декларировала г-жа Ле Клоаген довольная удачно найденным словом. – Разумеется, ему достаточно пожелать, чтобы перебраться в комнату поудобней. Но он предпочитает простоту. Зимой и летом ходит в одном и том же пальто и ни за что не соглашается сменить его.

А кухня, сударыня? Это опять-таки ваш супруг требует, чтобы она была такой жалкой? Стопка грязных тарелок на сомнительной чистоты столе, давным-давно не чищенные кастрюли, пустые шкафы, кучка вялых овощей и остывшие остатки рагу, которое наверняка пойдет на обед.

Спальня Жизели – копия спальни ее мамаши: удобная, добротно обставленная, но такая же унылая и старомодная. Подумать только! За окнами Париж наслаждается великолепным августовским вечером, пурпурным закатом, прохладой, которую пьешь медленными глотками, словно душистый щербет, а здесь, в двух шагах от самых оживленных перекрестков мира, люди живут, как в склепе!

– Давно вы снимаете эту квартиру?

– Десять лет, господин комиссар. С тех пор как уехали из Сен-Рафаэля. Словом, с тех пор, как пошатнулось здоровье мужа. Мы и в Париж-то перебрались, чтобы его было легче лечить.