Методика обольщения   ::   Габбер Холли

Ох, Керри, лучше бы ты пригласила сюда своего брата-силача, чтобы он меня поколотил. Я бы даже не сопротивлялся: я ведь такой немужественный.

— Перестань! Я кругом виновата. Как ты себя чувствуешь?

Лучше. Сегодня вечером нужно будет принять вторую таблетку. Этот препарат — еще и сильное снотворное. Высплюсь, а завтра даже не вспомню об этом кошмаре. Хотя, конечно, тряхануло меня здорово… А что я разбил?

— Маленькое зеркальце. Я сама потом уберу осколки — ты непременно порежешься.

— Нет, я уберу. Опустишься на колени — и твою ногу снова заблокирует… Керри, тебе не смешно? По-моему, общая картина довольно комична.

— Мне не смешно. Кажется, твоя шея немного побледнела. Может, лекарство начинает действовать?

— Наверняка. Дай мне, пожалуйста, часы. Я измерю пульс.

— Я измерю.

Керри склонилась над его рукой и сдавила пальцами запястье — ее лицо скрылось за распущенными волосами. Вдруг ее плечи дрогнули, ему на ладонь что-то капнуло.

— Это еще зачем, guapa? А если от твоих слез обострится моя аллергия?

Керри потрясла головой.

— Просто я сейчас кое-что поняла.

— Что же?

— Я скажу попозже. Знаешь, у жрицы Клиодны были три заколдованные птицы, способные исцелять больных. Если бы я могла позаимствовать у нее хотя бы одну… Приходи в себя, милый.

Целый день Керри пыталась ухаживать за ним, как за ребенком, однако вид у нее был самый траурный. Горестное выражение ее лица и трогало, и забавляло Эрика: он то и дело уговаривал Керри не раскаиваться в содеянном. Хотя через пару часов после происшествия отеки и прочие признаки недомогания почти исчезли, Эрик выпил на ночь ещё одну таблетку. Затем ласково поцеловал Керри в щеку и в который раз пообещал назавтра забыть о случившемся. Керри кивнула.

— Ты точно будешь крепко спать?

— Хочешь задушить меня во сне? Точно. Мне знакомо действие этого снадобья: я не проснусь, даже если из соседнего сада стартует космическая ракета.

— Спокойной ночи, Эрик. Не думай обо мне плохо.

— Не буду ни при каких обстоятельствах, guapa.

Утро вторника выдалось чудесным: бархатным и мягким. Чуть приглушенное облаками солнце заставляло сиять и переливаться кроны исполинских буков; укрытые в их тени ясени лишь изредка ловили чуткими листьями случайный блик, скользнувший с более высокого соседа. Постояв немного у окна, Эрик определил, что вполне отошел от вчерашней встряски; отражение в зеркале сказало о том же — сыпь и отеки сгинули бесследно.

— Изумительный препарат, — резюмировал Эрик и вышел в гостиную.

Он хотел еще до завтрака переправить кресло на веранду, чтобы Керри могла вдоволь накачаться на солнышке, и уже потащил его к двери, но остановился, увидев на столе стопку листов бумаги, придавленных керамическим кувшином. Сразу же ощутив неприятное посасывание под ложечкой, он медленно вытянул исписанные крупными размашистыми буквами листки.

«Эрик!

Я поняла, что не могу больше здесь оставаться. Не должна. Это трудно объяснить. Если я останусь, получится, что я ставлю какой-то дикий эксперимент: проверяю с твоей помощью собственную нормальность (ненормальность). Скорее всего, в подобном опыте я потерплю фиаско. Но я слишком хорошо к тебе отношусь, чтобы ты страдал из-за меня. Не страдал, нет. Может, ты надеешься? Чего-то ждешь? Я тоже: очень, очень! Но я не хочу — не хочу, чтобы ты разочаровался. Возможно, тебя разочарую я. Возможно, ты разочаруешься в себе, если не сумеешь пробить эту броню моей бесчувственности. Я не хочу ни того ни другого. Я хочу быть с тобой. Ты замечательный, порой ты поражаешь меня своими суждениями. Но, как бы то ни было, все равно ничего не выйдет. Мне придется уехать. А может выйти и по-другому: если вдруг у нас все получится, как же потом я смогу существовать без тебя? Я не хочу искать кого-то другого.