Мой враг - королева   ::   Холт Виктория

Она до конца несла свою королевскую гордость, и, хотя страдала от жестокой болезни, она ходила пешком и ездила верхом, как только могла вновь подняться с постели, для того, чтобы ее народ видел свою королеву.

Она простудилась, и решила ехать в Ричмонд, который она считала наиболее комфортным из всех дворцов. Ее простуда становилась все серьезнее, но она не пожелала ложиться в постель, и когда Сесил, умоляя ее, сказал, что для блага своего народа она должна сделать это, она ответила со знакомым королевским апломбом: «Маленький человечек, запомни: слово должна – не для подданных по отношению к королеве».

Но когда оказалось, что она не может стоять, то было приказано принести подушки, и она легла на пол.

Когда мы услышали, что королева умирает, над страной нависла тишина. Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как рыжеволосая молодая женщина двадцати пяти лет в Тауэре провозгласила свою решимость жить и работать для блага страны. И она исполнила свое обещание, никогда не забывая о своей миссии. Англия была для нее выше всего: выше любви, выше Лейстера, выше Эссекса.

Когда она уже настолько ослабела, что не могла сопротивляться, ее отнесли в постель.

Она умерла 24 марта 1603 года, накануне Благовещения святой Девы, как было отмечено.

Даже время для смерти она выбрала подходящее.

Так, они ушли все – все, кто наполнял мою жизнь, и все, ради которых стоило жить.

Теперь я старая женщина – бабушка, которая должна проводить дни в покое и затворничестве.

На трон вступил новый король, Джеймс VI Шотландский стал Джеймсом I, королем Англии. Беспокойный, подозрительный, не слишком располагающий к себе монарх.

Отошли в прошлое блеск и пышность двора Елизаветы, и у меня не было желания быть представленной к новому двору.

Я уехала в свой дом в Дрейтон Бассет, где решила вести жизнь провинциальной леди. Это было почти как второе рождение. Обо мне иногда вспоминали как о матери Эссекса и жене Лейстера; я и в провинции содержала дом как королевский, и это доставляло мне удовольствие.

Мои внуки часто навещают меня. Их много; мне нравится с ними болтать, а им слушать истории о прошлом.

Только одно неприятное событие взволновало мою жизнь в эти годы. В год смерти королевы Роберт Дадли, сын Лейстера и Дуглас Шеффилд, старался доказать, что между его родителями был узаконенный брак. Естественно, я не могла позволить ему доказать это, поскольку тогда я лишилась бы львиной доли своего состояния.

Это было неприятно, и в этом, как и во всех подобных случаях, был элемент страха: вдруг предполагаемое окажется правдой.

Этот человек настаивал на том, что его родители были повенчаны, а он – законный сын Лейстера.

Он был с Эссексом в Кадизе, и когда он вернулся, овдовев, начались неприятности: он женился и его жена была дочерью очень влиятельного джентльмена, сэра Томаса Лея. Именно этот человек настоял, чтобы Дадли опротестовал в суде акт своего незаконного рождения. Он сделал это, и я рада сказать, что безуспешно, но он был столь зол, что попросил разрешения оставить страну на три года.

Получив разрешение, он отбыл из Англии, прихватив с собой свою прекрасную кузину, которая переоделась в мужское платье и изобразила его пажа. Он оставил в Англии жену и детей и никогда к ним больше не вернулся: из этого видно, что он был безответственный человек.

Пенелопа продолжила свою карьеру. После смерти Эссекса, лорд Рич развелся с нею, и она вышла замуж за Маунтджоя. Против этого брака были многие, но венчание было исполнено капелланом Маунтджоя, Лодом. Говорили, что Лод не имел права венчать женщину, которая была разведена. Многие годы затем Лод оплакивал этот свой поступок, который разрушил его карьеру, хотя позднее ему удалось выдвинуться на службе.