Наказанная любовью   ::   Картленд Барбара

Какое-то мгновение он смотрел на нее так, словно хотел навсегда запечатлеть в душе ее красоту, а потом прижался своими губами к ее губам. Когда он поцеловал ее, Латония поняла, что именно этого она всегда ждала и желала. Теперь его поцелуй был еще чудеснее, чем прошлой ночью, и Латонии показалось, что цветы, и горы, и лунный свет, и звезды, и даже боги пришли сюда и сделали ее и лорда Бранскомба своей частью.

Лорд целовал Латонию, и больше она уже не принадлежала себе. Во всем мире не существовало более ничего, даже луны и звезд, — только его руки и губы…

Казалось, вечность спустя Латония прошептала у плеча лорда Бранскомба:

— Я… люблю… тебя!

Он обнял ее еще крепче, и в свете камина, бросавшего золотой отблеск на стены, Латония видела в его глазах такую любовь, что ей захотелось плакать от счастья.

Свободной рукой лорд откинул волосы ей со лба и произнес:

— Как можешь ты быть таким совершенством? Я все время пытался найти в тебе хотя бы один изъян, но это невозможно, и теперь я знаю, что я самый счастливый человек в мире, потому что ты принадлежишь мне.

— Это… правда? Это так? — спросила Латония. — Я твоя… жена… но… я всегда буду бояться… тебя потерять.

— Я не хочу, чтобы ты волновалась, — ответил лорд Бранскомб, — и потому больше не стану предпринимать таких путешествий, как в этот раз.

— Ты… обещаешь?

— Мне легко дать такое обещание, — ответил он, — потому что я узнал, что вице-король приготовил для меня другое задание.

— Какое? — опасливо спросила Латония.

— Стать губернатором, — объяснил лорд Бранскомб. — И я знаю, что ни у одного губернатора не будет лучшей супруги, чем у меня, дорогая.

— Неужели мне это… не снится?

— Когда наш медовый месяц закончится, мы поедем в Калькутту, и ты убедишься, что я говорю чистую правду.

— Я рада… Я очень рада. Я так тебя люблю! Боюсь, я больше не смогла бы пережить такие мучения, как сегодня.

— Теперь ты понимаешь, что я чувствовал все это время.

Он обнял ее крепче и произнес изменившимся голосом:

— Если бы я был обречен потерять тебя, я предпочел бы «яблоко смерти», чем жизнь в одиночестве.

— Никогда не говори так! — воскликнула Латония. — Ты так прекрасен, так благороден, что, даже если бы меня не было в твоей жизни, для тебя всегда нашлось бы дело, и Индия не смогла бы жить без тебя.

— Сейчас меня волнует не Индия, а ты, — ответил он. — Я знаю, драгоценная моя, что ни один из нас не смог бы прожить без другого. Здесь, под сенью Гималаев, мы не можем не понять, что встретились не впервые и что любовь наша вечна.

— Мне тоже… так кажется. Папа говорил про реинкарнацию, и я всегда молилась о том, чтобы встретить того, кого я любила, и кто любил меня.

Сердито вздохнув, она добавила:

— Я так злюсь на себя, что не почувствовала, что ты тот самый человек, еще тогда, когда мы впервые встретились.

— Я должен был почувствовать то же самое, — признался лорд Бранскомб, — но прошло очень много времени, прежде чем я понял, что твои чары опутали меня и держат крепко, как бы я ни вырывался.

— Я так рада… Так рада, что ты это чувствовал.

— Я собирался заставить тебя выйти за Эндрю Ауддингтона.

Латония вскрикнула от ужаса:

— Как ты мог? Как ты мог хотя бы подумать такое?

— Я хотел освободиться от любви, которая росла изо дня в день. Единственный выход я видел в том, чтобы выдать тебя замуж за кого-нибудь другого.

— Как мог ты надеяться, что я совершу такую… ужасную вещь?

Лорд Бранскомб улыбнулся:

— Я чувствовал, что ты откажешься, поэтому и помалкивал. А теперь мы можем забыть обо всех несчастьях и помнить лишь, что мы вместе, как было предначертано судьбой.

— Это наша… карма, — прошептала Латония.

— Прекрасная, великолепная карма, как мне представляется, — сказал лорд Бранскомб, — и год от года она будет все лучше.

— Я хочу… сделать тебя… счастливым.