Неприкаянная   ::   Марчик Георгий

Он приторно, преувеличенно-пылко, как барышник лошадью восхищался ею, но она не замечала пошлости, фальши: «Ты прекрасна! Божественна! Какие у тебя ангельские глаза. Какая царственная осанка! А эти плечи, руки!»

Она пошутила (с намеком): «За красоту надо платить!» Он радостно воскликнул: «О, да! Конечно! Я готов на все. Мы поженимся. Я осыплю тебя подарками, ты будешь ходить в золоте и горностаях». Она слушала, улыбалась и, принимая все за чистую монету, не замедлила перейти жить к нему в небольшую однокомнатную квартиру. Как пчелка носилась по дому — наводила порядок, убирала, готовила, стирала. Благоухая свежестью и красотой, с сияющими глазами ждала его.

Если бы только он понял, какое сокровище попало ему в руки, если бы только оценил! Не понял, не оценил. Хотя был до приторности слащав и угодлив. Ворковал, сюсюкал, но любил не ее, а в ней самого себя. Первое время еще туда сюда. Она ждала, надеялась. Потом поняла — надеяться не на что. Он блефует — его карта в жизни уже бита.

Наедине она любила любоваться собой обнаженной в зеркале. «Какая красота! — думала она, с восхищением и сожалением глядя на свою пышную молодую грудь с маленькими нежно-розовыми сосками. — Почему никто по-настоящему не оценит всю эту прелесть, все это богатство?? — Она поворачивалась в разные стороны, принимала артистические позы, оглаживала руками классически выточенные бедра, мягкий, податливый живот с нежно золотистым пушком на упругой коже и по-детски беззащитной ямочкой пупка. — Они как шакалы готовы терзать мою плоть, но никто не хочет платить за нее достойную цену».

Юрий Гаврилович не хотел упустить лакомый кусочек, тянул время, но жмотничал, хотел откупиться безделками. Лана требовала. Сначала ласково, мягко, деликатно намекая, когда же он начнет выполнять обещанное, затем все жестче, решительней. Он умолял успокоиться, еще немного подождать. И все тянул, тянул, тянул… В конце концов Лана поняла, что от него ничего не дождешься, кроме красивых слов. Она так возмутилась, что даже хотела отравить его, потом раздумала — стоит ли садиться в тюрьму из-за такого идиота. Он видел ее красивые талию и грудь, но не видел в ней человека.

Когда дальше тянуть стало уже некуда, она поставила вопрос ребром: или-или.

— Или ты выполняешь обещание — прописываешь меня, или мы расходимся.

В ответ он лицемерно рассмеялся ей прямо в лицо:

— Деточка, ты очень спешишь. А спешка хороша лишь при ловле блох. Ты хочешь больше, чем можешь. — Что следовало понимать, что она требует больше, чем заслуживает.

Лана на этот раз не настроена была уступать.

— Тогда прощай, — сказала она и стала собирать свои вещи. Он не на шутку разозлился:

— А кто ты такая, чтобы ставить мне условия? Таких как ты…

Закончить ему помешала се пощечина, от которой его голова мотнулась, как тряпочная. Вот такой оказался фрукт. Считал совершенно естественным говорить одно, а делать другое. Лишь бы достигнуть цели. Высокие, громкие слова существовали сами по себе, а низкие, мелкие дела сами по себе, отдельно друг от друга.

Как недобрая и недолгая память о совместной жизни с Юрием Гавриловичем на ее прекрасном теле осталось несколько живописных синяков, которыми наградил ее разгневанный джентльмен.

Приютили знакомые девочки в своем общежитии. Всю ночь горько проплакала: «Почему у других богатые родители? Почему другие удачно выходят замуж? Чем я хуже? Мне так мало надо — и того нет. Почему?» Думала — а что же дальше? Из тьмы выплывали страх, безысходность. Неужели все так и останется?

Вечером она гуляла по центральной улице. Подходили разные типы, куда-то звали, что-то предлагали.