Невеста поневоле   ::   Картленд Барбара

Внезапно леди Джерси легко стукнула веером по руке позднего визитера:

— Конечно, я прощаю вас, Хьюго! Какая женщина может устоять перед этим ленивым безразличием? О, это страшное оружие, направленное против бедных женщин! — Она обворожительно улыбнулась. Ее воздыхатели находили очаровательной эту быструю смену ее настроения.

Хьюго неожиданно заметил, что улыбается в ответ. В характере леди Джерси была какая-то искрометность и живость, находившая отклик в его сердце.

Он поклонился и еще раз прижал ее руку к губам.

— Теперь, когда вы прибыли, идите и смущайте сердца бедных глупых птичек, которые так ждали вашего возвращения. В умении сохранять серьезный вид у вас найдется не много соперников, — с удивительной нежностью сказала она.

— Я хотел бы поговорить с вами, — тихо произнес Чеверли, — не здесь, среди толпы. Я заеду к вам завтра. Когда вы останетесь одна?

Леди Джерси рассмеялась:

— Бываю ли я когда-нибудь одна? Ладно, приходите около пяти, к чаю, и посмотрим, что я могу сделать для вас.

Она махнула веером, показывая, что он свободен.

Как только Чеверли отошел, один из джентльменов поинтересовался:

— Кто это? Не припомню, чтобы видел его у вас раньше.

— Капитан Хьюго Чеверли, он только что вернулся в Лондон с континента из оккупационной армии.

— Чеверли! — воскликнул один из придворных. Кажется, это фамилия герцога Алвестона.

— Хьюго — кузен герцога, — объяснила леди Джерси, — но он беден и без всяких перспектив на наследство, так как у Алвестона есть два сына, каждый из которых может сделать дюжину наследников.

— Мне никогда не нравился герцог Алвестон, вступил в разговор офицер с медалью на груди. Однажды он начал учить меня, как выигрывать войну. Терпеть не могу этих критиков в креслах!

— Вам повезло, что вы слышали критику только из кресла, — шаловливо проговорила леди Джерси. Там, где замешана женщина, чаще можно услышать критику из постели.

За ее словами последовал взрыв хохота. Тем временем Хьюго Чеверли вышел из одного салона и отправился в другой. Ему казалось, что Лондон совершенно не изменился за время его пятилетнего отсутствия. Те же лица, та же манера растягивать слова и говорить дерзости, тот же блеск, тускнеющий при очередном скандале. Даже сплетни, и те остались прежними.

Тут и там слышались давно знакомые пересуды и смешки. «Долги Принни», «слезы Марии Фицгерберт», «безумие короля», «жадность леди Герфорд»!

Казалось невероятным, что можно было сказать что-то новое обо всем этом!

Внезапно Хьюго почувствовал ненависть ко всему высшему обществу. Что знали эти вертопрахи о войне, о тех, кто воевал за них? Он перестал видеть перед собой блеск дорогих украшений и слышать легкомысленную болтовню, он увидел и услышал великолепную конницу Монбруна в сражении при Фуэнте, топот несущихся лошадей, кричащих всадников, наезжающих на британских пехотинцев.

Превосходящая британцев по численности. Легкая дивизия имела все шансы на успех, тем не менее кавалерии Коттона удалось измотать французов бесчисленными атаками. С небольшими потерями и большим количеством пленных армия Веллингтона одержала победу.

— Что значила эта победа для Лондона? — спросил Хьюго, вспомнив солдат, которых разорвало на куски, умирающих от жажды, с лицами, почерневшими от пороха и запекшейся крови, марширующих с растертыми ногами и идущих в бой с песней и грубой шуткой.

Допустим, он стал бы рассказывать истеричной великосветской публике о тех ужасах, что видел: об агонии раненых, о лежащих на поле убитых и умирающих, о грудах смешанных с грязью и кровью голубых и алых мундиров, среди перевернутых орудий, разломанных повозок с боеприпасами и конской упряжью? Кто стал бы его слушать?

Стояла теплая ночь. От сотен догорающих свечей и толп гостей, находящихся в вечном движении, в салонах было невыносимо душно.