Нежные объятия   ::   Грайс Джулия

Тогда, в 1870 году, очень немногие девушки из высшего общества пользовались подобной свободой. Ее кузина Мальва Эймс, занимавшаяся воспитанием Элизы после смерти ее матери, неизменно приходила в негодование, узнавая об очередной Элизиной прогулке по городу.

– Она сломя голову носится на этой умопомрачительной двуколке, как какой-то сорванец, и сует свой хорошенький носик на фабрики, лесопилки и Бог знает куда еще! Хорошо хоть с головой у нее все нормально. В противном случае и представить страшно, что бы из нее вышло!

Это замечание, сделанное вчера вечером за чаем в гостиной Мальвы, одном из самых популярных великосветских салонов Чикаго, было, положа руку на сердце, справедливым. Действительно, что из нее выйдет? Элизе девятнадцать лет. Образование, полученное ею в пансионе миссис Соме, предполагало довольно поверхностное обучение французскому, истории, экономике и литературе, а также рукоделию, игре на фортепиано и пению – то есть всему тому, что считалось необходимым для благовоспитанной девицы, намеревающейся покорить свет.

К сожалению, наша героиня ненавидела фортепиано, терпеть не могла петь и с трудом выносила рукоделие. Зато великолепно говорила по-французски и добилась определенных успехов в истории и математике.

Однажды миссис Соме, глядя на свою воспитанницу, тяжело вздохнула и, сокрушенно покачав головой, невольно повторила слова Элизиного отца:

– Если бы вы родились мальчиком!.. Но увы… Хотя я и не любительница таких сорванцов в юбках, должна признать, ваша энергия и целеустремленность обязательно выведут вас на верную дорогу.

– Да, миссис Соме, – пробормотала Элиза, польщенная комплиментом, который классная дама, нахмурившись, поспешила взять обратно:

– При условии, если вы поумерите свою спесь. Излишняя гордость хороша лишь изредка. Чаще всего это серьезный недостаток.

Как только Элиза покинула стены пансиона миссис Соме, Мальва за свой счет отправила ее в путешествие по Европе, а по завершении круиза оказала своей младшей кузине покровительство и ввела ее в лучшие дома чикагского общества.

Мисс Элиза Эмсел, окруженная многочисленной толпой потенциальных соискателей руки и сердца, буквально потонула в водовороте балов и вечеринок. Ее единодушно признали одной из первых красавиц сезона, а посему неудивительно, что вокруг новоиспеченной покорительницы сердец постоянно увивались самые блестящие молодые люди света. Элиза была высокой и стройной девушкой с великолепным цветом лица и прекрасной кожей, бархатной, как спелый персик, и гладкой, как китайский шелк. В минуты откровения Мальва не единожды говорила, что при одном взгляде на прелести Элизы любой даме, которой перевалило за тридцать, захочется в отчаянии выбросить вон все свои кремы и лосьоны.

Но как известно, цвет лица и нежность кожи – большей частью достояние молодости, а вот глаза… Яркие темно-сапфировые глаза Элизы, блистающие из-под пушистых ресниц, были достойны истинного восхищения; то искрясь любопытством, то гневно сверкая из-за чересчур навязчивых ухаживаний, то искренне смеясь, они поражали своей красотой.

Но даже отдавая должное очарованию мисс Элизы, кое-кто все-таки полагал, что она слишком бойка на язык и даже резка. А стареющие матроны, собирающиеся вечерами за чаем для обмена свежими сплетнями, считали, что мистер Эмсел распустил свою дочь, предоставив ей слишком много свободы. «Что и говорить, – многозначительно качая головами, говорили они, – будущему супругу этой сумасбродки придется нелегко».

Но как бы там ни было, ни злой язык, ни чрезмерная, по мнению света, экзальтированность Элизы не останавливали добивающихся ее руки кавалеров.