Отвергнутый дар   ::   Боумен Салли

То же самое произошло и с тамошними виноградниками: в годы войны вино почти не производили; на многих акрах лоза была поражена вредителями; попытки наладить виноделие в послевоенный период носили случайный и бестолковый характер. Эдуард с отвращением пригубил водянистые, отдающие кислым вина последних урожаев и распорядился немедленно освободиться от их запасов.

– Но, мсье де Шавиньи, куда нам их деть? Пожилой regisseur [5] обвел загнанным взглядом огромный винный подвал.

– Куда хотите. На худой конец спустите в канализацию. Я не допущу, чтобы такое вино продавалось под маркой де Шавиньи.

Он замолк, почувствовав, что ему жаль старика.

– Вы бы его стали пить?

Управляющий замялся, потом обнажил десны в беззубой улыбке.

– Нет, мсье де Шавиньи. Предпочел бы не пить.

– Я тоже, – заметил Эдуард и с пониманием похлопал его по плечу. – Избавимся от него и начнем все сначала.

Инспекционная поездка отняла у Эдуарда шесть с лишним месяцев. В результате полугода напряженной работы он ознакомился со всеми архивами во всех службах и отделениях фирмы. Осмотрел каждую комнату каждого дома. Лично опросил всех старых слуг барона и всех его старших служащих. Побеседовал с отцовскими адвокатами, советниками и банковскими партнерами; с его биржевыми маклерами; с его счетоводами. Побывал в Швейцарии, Лондоне, Риме, Нью-Йорке. Его не раз одолевало отчаяние. Месяца через три после начала обследования он пришел к выводу, что за пять последних лет Жан-Поль если что и совершил, так только одно, да и то при его, Эдуарда, содействии, – поставил отцу памятник в их фамильной часовне в Шато де Шавиньи, где покоились и отец, и его предки. Но Жан-Поль бездумно позволил прийти в упадок тому, что воплощало истинную память об их отце, – империи Ксавье де Шавиньи, которую тот столь кропотливо и блистательно возводил на протяжении всей своей жизни.

И через полгода Эдуард еще более укрепился в своем первоначальном решении: вернуть этой империи ее былую славу, а потом укрепить, развить и расширить ее границы. В том, что это возможно, он убедился за последние три месяца инспекционной поездки. Он начал прикидывать стратегию, строить планы. Благодаря отцовской предусмотрительности накануне войны капитал сохранился; его просто требовалось задействовать. И задействовать было необходимо: тем самым он воздаст отцу должное, воздвигнет подлинный памятник этому сдержанному и осторожному человеку, которого он плохо помнил, но горячо любил и который бесстрашно пошел на смерть. Памятник от него и от Жан-Поля. Он ни секунды не сомневался в том, что стоит лишь объяснить брату положение дел, показать, каким они располагают капиталом и как его употребить, – и Жан-Поль очнется, встряхнется и возьмется за дело с не меньшими рвением и целенаправленностью, чем он сам.

Итак, во всеоружии документов, изучив и запомнив списки держателей акций, показатели уровня производства, статистические данные по до – и послевоенным прибылям и убыткам, набросав предварительный план восстановления и обновления трех семейных особняков во Франции, а затем и других домов, находящихся за рубежом, Эдуард предложил брату выкроить неделю, встретиться и подробно все обсудить. Жан-Поль поначалу отказывался, но Эдуард давил и давил, и в конце концов, три раза передвинув сроки, Жан-Поль согласился встретиться с ним во время своего отпуска осенью 1950 года в Алжире. Местом встречи он предложил «Мэзон Аллети», большой приземистый дом, возведенный старым бароном в конце 1920-х годов и положивший начало расширению его североафриканских владений – виноградников и плантаций леса. Дом располагался в саду на склоне холма, из его окон открывался вид на город и волшебную Алжирскую бухту.