Персик   ::   Адлер Элизабет

В отчаянии она сильнее нажимала на акселератор, проносясь мимо тихих, погруженных в предрассветный сон городков и деревень, пока, наконец, не добралась до места.

Ноэль лежал на узкой больничной койке, голова была обрита и перевязана. Обе ноги подвешены на вытяжку, а правое плечо – в гипсе, и многочисленные ряды больших, аккуратных швов, намазанных ярко-розовым стерильным раствором, пересекали его обнаженную грудь и живот. Длинная трубка вливала в него кровь из темно-красной бутылки, а провода соединяли его с холодными стальными приборами, которые мигали и гудели, следя за работой его сердца и мозга.

Казалось, что жизнь покинула Ноэля, и черты лица были резко очерчены, что делало его трогательным и очень молодым. Хорошо продуманная маска слетела, и он выглядел так, как тогда, когда она впервые увидела его в приюте.

Пич присела рядом, взяв его руку в свои, и, глядя ему в лицо, прошептала настойчиво:

– Ноэль, я не знаю, важно тебе это или нет, но хочу сказать, что очень люблю тебя. Ты – вся моя жизнь, Ноэль. Не покидай меня. Подумай о наших детях, Ноэль.

Она с волнением смотрела на его неподвижное лицо. Он не мог умереть, просто не мог. Она не даст ему умереть.

– Черт возьми, я люблю тебя, Ноэль Мэддокс! – крикнула она, и ее слезы капали ему на руки.

Глядя на Ноэля, Пич подумала о том, что даже не знала, хотел ли он, чтобы она была здесь, позвал бы ее к себе? Но он находился рядом с Ахеном, когда произошел несчастный случай. Ноэль ехал на юг – к ней. Пич откинулась назад и закрыла глаза. Образ богини Сехмет возник перед ней, глядя на нее глазами Леони. Она слышала голос бабушки, которая вновь напоминала ей, что любовь была всем, что только имело значение в жизни. Ноэль стремился к ней, чтобы сказать о своей любви. Сейчас он нуждался в ее силе так же, как и в ее любви. Пич взяла руку Ноэля в свои и улыбнулась. Она была уверена, как никогда и ни в чем раньше, что он поправится.

На вилле царила праздничная атмосфера. Черепичная крыша блестела на раннем весеннем солнце, а деревья мимозы в саду были усеяны пушистыми ярко-желтыми соцветиями. Внутри дома кувшины, корзины и массивные хрустальные вазы были уставлены огромными букетами сирени, ирисов и нежных белых нарциссов. А яркие тюльпаны, широко раскрытые и похожие на тропические цветы, обнажали свои красные лепестки с нежными махровыми желтыми и черными сердечками внутри. Длинный стол в столовой был накрыт тонкой кружевной скатертью, а торт, облитый белой сахарной глазурью и украшенный изящными бледно-розовыми розочками, ожидал своего часа точно в центре стола. Бутылки с шампанским, охлаждавшиеся в серебряных ведерках, стояли на мраморном столике рядом с красивыми старинными бокалами Леони, которые свято берегли, не дотрагиваясь до них годами, носегодня они были выставлены в честь праздника.

Звон посуды и аппетитные запахи, доносившиеся с кухни, смешивались с голосами и обрывками песен. Рядом, на теплой террасе, расположились две маленькие гибкие шоколадно-коричневые кошки, нежась в лучах солнца с чувственной кошачьей непринужденностью.

Море было голубым, и его шелковистая поверхность покоилась под солнцем и высокими пышными облаками, а цикады исполняли свой привычный гимн, который гармонично сочетался со звоном церковных колоколов, когда вереница машин двигалась через холмы к вилле. Пич взглянула на Ноэля, сидевшего рядом с ней на заднем сиденье старого, управляемого шофером, голубого «курмона», который многие годы принадлежал Лоис. Она знала, что он прислушивается к работе двигателя, когда автомобиль, урча, поднимался по склону холма. Пич улыбнулась. Даже крестины дочери не могли полностью отвлечь его мысли от автомобилей.