Поцелуй смерти   ::   Робертс Нора

 – Сердито нахмурившись, Ева отрезала кусок лежащего на ее тарелке картона, замас­кированного под оладью. – Она служит в полиции уже одиннадцать лет и все еще подбирает жмуриков? Интерес­но, кого еще из начальства ей удалось разозлить?

– Последние два года служила в 162-м участке, до того провела пару лет в 47-м, а еще раньше была уличным регу­лировщиком. Господи, Даллас, где она только не побыва­ла! И в Главном управлении, и в 28-м участке – там пат­рулируют парки, в основном пешком.

Поскольку даже озерцо сиропа, которое Ева вылила на оладью, не смогло ее смягчить, она бросила это занятие и переключилась на довольно скверный кофе.

– Похоже, наша приятельница никак не могла подобрать себе подходящее местечко, или же от нее старались избавиться в каждом участке.

– Для доступа к документам о переводе или продви­жении по службе требуется специальное разрешение.

– Да знаю я! – Подумав, Ева покачала головой. – Неохота в этом копаться. И в любом случае мы, по-види­мому, с ней уже разобрались.

– Она одинокая. – ни мужа, ни детей. Ей тридцать пять, родители живут в Куинсе, у нее два брата и одна се­стра. Осталось только мое личное мнение. – Пибоди от­ложила компьютер. – Надеюсь, мы с ней никогда больше не столкнемся. А то у меня сложилось впечатление, что она не прочь тебя задеть.

– Это принесет ей только разочарование, – улыбну­лась Ева. – А какие еще у тебя впечатления?

– Никаких особенно, кроме того, что она малоприят­ная особа. – Пибоди пожала плечами. – Хотя я бы не упускала ее из виду. По-моему, она из тех, кто наносит удар в спину.

– Едва ли мы будем часто с ней сталкиваться. – Ева переменила тему: – Ешь, а я хочу выяснить, знает ли что-нибудь этот бомж, о котором говорил Трухарт.

Ева решила воспользоваться комнатой для допросов, зная, что строго официальная обстановка часто развязы­вает языки. Один взгляд на Позумента предупредил ее, что многого от него ждать не приходится. Хотя он был уже способен членораздельно изъясняться, благодаря изряд­ной дозе «отрезвителя», его костлявое тело все еще дрожа­ло, а глаза нервно бегали по сторонам.

Пребывание в обеззараживающей камере, по-видимо­му, разогнало паразитов и отбило зловоние искусственным запахом цитруса.

«Наркоман, – подумала Ева, – с ассортиментом пороков, разрушившим солидную порцию его мозговых кле­ток».

Она принесла ему воды, зная, что большинство алко­голиков ощущает после обеззараживания сильную сухость во рту.

– Сколько тебе лет, Позумент?

– Не знаю – может быть, пятьдесят.

Ева подумала, что это, возможно, близко к истине, хотя выглядел он на все восемьдесят.

– У тебя есть другое имя?

Бродяга пожал плечами, зябко поеживаясь. На нем была серая блуза и штаны на подтяжках, почти не отли­чавшиеся по цвету от его кожи. Собственную его одежду забрали и уничтожили.

– Нет. Я Позумент.

– Отлично. Ты знаешь полицейского Трухарта, верно?

– Да. – Он оглянулся на Трухарта, и его помятое лицо осветила детская улыбка. – Привет! Я помню, вы однаж­ды дали мне несколько кредиток и сказали, что я могу ку­пить себе немного супа.

Трухарт покраснел, переминаясь с ноги на ногу.

– Думаю, ты истратил их на пиво.

– А вот и нет. – Позумент перевел взгляд на Еву, и улыбка тотчас увяла. – Кто вы? Как я здесь очутился? Я ничего не сделал. Мое барахло растащат, если я не буду за ним присматривать.

– О вещах не беспокойся, Позумент. Мы о них поза­ботимся. Моя фамилия Даллас. – Она старалась говорить беспечным тоном, чтобы не спугнуть его. – Я просто хочу с тобой поболтать. Ты голоден?

– Я всегда голоден.

– После нашего разговора мы дадим тебе чего-нибудь горячего. Я включу диктофон, и мы во всем разберемся.

– Я ничего не сделал.

– Никто тебя ни в чем и не обвиняет… Включите дик­тофон, – приказала Ева.