Подкидыш   ::   Хейер Джорджетт

 — Тебе давно пора понять, что ты вырос и можешь поступать так, как тебе хочется. А теперь иди и не забудь переодеть чулки! Надеюсь, ты одел фланелевые, а не…

— Шерстяные, — подсказал герцог смиренно.

— Очень хорошо, а теперь изволь поторопиться, пожалуйста! Или ты хочешь жить по городскому расписанию в Сейле?

Герцог не проявил такого желания и исчез в своих покоях, где Нитлбед уже приготовил ему одежду. Спальня была большой, просторной, но в ней было уютно и тепло, в камине еще днем, задолго до возвращения герцога, разожгли огонь, а окна не открывали. Малиновые занавески были плотно задернуты и не пропускали в комнату лучей заходящего солнца. Огромная постель была убрана такой же тяжелой малиновой тканью. На туалетном столике в камине красовались массивные подсвечники, а перед умывальником был приготовлен серебряный кувшин с горячей водой, накрытый чистым полотенцем. Вся мебель в спальне была красного дерева и обита малиновым Дамаском; стены же — оклеены китайскими обоями, которые несколько лет назад ввел в моду принц-регент, велевший ими отделать большинство комнат в своем летнем дворце в Брайтоне. Все в этой спальне казалось слишком большим и слишком роскошным для ее обитателя, но ее убранство радовало глаз, а днем комнату наполнял веселый солнечный свет — ведь ее окна выходили на юг. Вид из окна был чудесный: широкая аллея, аккуратные клумбы и подстриженные газоны по обеим ее сторонам, часть водоема, орнамент которого так высоко превозносил «Гид путешественника», а вдалеке виднелись раскидистые деревья парка. Герцог жил в этой комнате с тех пор, как его дядя, заявив, что мальчик уже достаточно вырос, чтобы выйти из под женской опеки, вырвал его, испуганного, маленького, десятилетнего, из уютной детской и поселил в этой огромной комнате. Ему сказали, что эта спальня принадлежала его отцу, а перед этим — деду и что только глава семьи может ее занимать. Когда позже его сиятельство узнал, что пятый герцог испустил дух на этой огромной постели, он был очень рад, что его болезненность заставила лорда Лайонела посчитать необходимым поставить кровать для надежного слуги в соседней гардеробной комнате.

Нитлбед, который, возможно, казался слишком старым камердинером для такого молодого человека, засуетился вокруг герцога, по-доброму ворча на своего хозяина, когда снимал с него мокрую куртку охотничий пояс и серый жилет. Как почти все, прислуживавшие герцогу, он был нанят еще отцом Джилли, и потому считал возможным высказывать молодому хозяину все начистоту, когда это не могли услышать другие слуги, в присутствии которых он относился к герцогу с таким благоговением, что того это смущало гораздо больше, чем его ворчание наедине.

Отложив охотничий пояс, он сказал:

— Интересно, что бы сказал вашему сиятельству милорд, увидев, что вы надели этот ужасный пояс, более подходящий, осмелюсь заметить, браконьеру, чем благовоспитанному джентльмену, тем более такому, как вы, — родившемуся, как говорится, в пурпуре. Но повторяй я это вашему превосходительству хоть каждую секунду — вы все равно не послушаетесь! И почему вы не взяли с собой заряжающего, уже не говоря о Падбери? Могу сказать вашему сиятельству, он был очень обеспокоен и сердит, когда узнал, что вы ушли без него и без загонщика, который вам наверняка был очень нужен.

— Нет. мне не нужен был загонщик, — сказал герцог, усаживаясь, чтобы Нитлбед мог снять с него башмаки. — Что касается моего охотничьего пояса, который вы находите вульгарной принадлежностью, то он освободил мои карманы, и к тому же, мне кажется, имея его при себе, я заряжал ружье гораздо быстрее.

— С заряжающим, как это положено, сэр, вашему сиятельству не понадобилось бы ничего подобного, — сурово заметил Нитлбед. — Уверен, что его сиятельство не был доволен.