Полночная звезда   ::   Коултер Кэтрин

Мерзкий Оуэн! Как может этот негодяй думать, что вызывает у нее симпатию! Ведь к нему можно чувствовать только отвращение!

Она тяжело вздохнула и отвернулась к окну, прижавшись щекой к холодному стеклу. День был туманным и серым, и она с трудом различала фигуры людей, снующих на улице под окном. Господи, как она ненавидела Лондон! Как ей осточертело жить вместе с дядей и тетей! Тетя Августа продала даже ее любимого жеребца Имбиря и наотрез отказалась разрешить ей вообще кататься верхом.

«Ты сейчас в трауре, Элизабет, — вспомнила она ее хриплый скрипучий голос. — Веди себя, как леди».

Леди! На протяжении пяти месяцев, что она живет в доме тети и дяди, она превратилась в служанку, выполняет всю черновую работу, к ней относятся, как к бедной родственнице, которая сидит у них на шее. К тому же ей приходится выносить этот жуткий шум, который поднимают три младших дочери Пенуорти. Но самое неприятное заключалось в том, что она вынуждена постоянно избегать Оуэна.

— «Ну, Лиззи, — капризно говорила ей четырнадцатилетняя Джанин, — зачем мне эта дурацкая история? Ну скажи, пожалуйста, зачем девушке знать, что творится на Гибралтаре? Ты просто глупая старая дева!»

А Оуэн? Никогда не упускает случая поиздеваться.

— Послушай, сестренка, — бывало кричал он из своей комнаты, — кажется, наша дорогая Элизабет чем-то озабочена?

— Нет, — кричала с другого конца Элис, одиннадцатилетняя толстушка, — она просто глупая старая дева.

«Что будет, когда мне исполнится двадцать один год?» — думала Чонси, уставившись на покрытую туманом улицу. Этот вопрос не давал ей покоя с того самого времени, как немного утихла боль в душе из-за смерти отца. Чонси прикусила губу и закрыла глаза. Конечно, она была прекрасно образована и могла бы устроиться гувернанткой в Англии или где-нибудь в колониях, но эта мысль приводила ее в ужас. Она не могла представить себя в роли гувернантки. Ей казалось, что все дети похожи на ее двоюродных сестер — такие же глупые, ограниченные, не интересующиеся ничем, кроме пошлых стишков. А ее положение в чужом доме? Ведь она окажется совершенно беззащитной перед лицом посягательств мужчин, таких, как Оуэн. Ему уже двадцать три года, и он унаследовал все фамильные черты своих родителей — отцовскую худощавость и материнские светло-голубые глаза и острый подбородок. Она была просто ошарашена, когда он остановил ее на лестнице неделю назад.

— Как это замечательно, дорогая кузина, что ты живешь у нас, — сказал он и протянул руку, чтобы погладить ее по щеке.

Чонси увернулась от его руки и опустила голову.

— Ты ошибаешься, — ответила она, — в этом нет ничего замечательного. Во всяком случае, для меня. Мы нагоняем тоску друг на друга.

— Не скажи, — возразил Оуэн и так посмотрел на нее, что ей показалось, будто она стоит перед ним совершенно голая. — Не могу отказать тебе в определенном очаровании, моя дорогая. Не скрою, меня это чрезвычайно волнует. Ведь тебе скоро исполнится двадцать один год. А что потом, скажи на милость? Я вижу, что тебя тоже беспокоят подобные мысли. Моя дорогая, ты сочтешь уместным… быть повнимательнее ко мне?..

Она испуганно попятилась назад, а в ее глазах мелькнули искорки гнева, отчего они стали еще привлекательнее.

— Будь поласковее со мной, Элизабет, больше ничего. Я мог бы многое тебе дать и многому научить. Не думаю, что ты можешь рассчитывать на приличного мужа в скором будущем, но это и не важно. Не обязательно иметь мужа.

Оуэн совершенно не походил на Гая, впрочем, возможно, тот был более честен.

— Оуэн, — тихо сказала она, — ты мой двоюродный брат. Больше ничего. Не вздумай снова заводить со мной подобный разговор.

Господи, думал он, она просто прелестна. Даже ее холодность не портит ее обаяния.