Послание из ада   ::   Хупер Кей

Снова этот голос, тихий, но отчетливый. На протяжении тех трех недель, что Холлис провела в больнице, она слышала его чуть не каждый день. Однажды Холлис даже спросила сиделку, кто это приходит и подолгу сидит в палате, но та ответила, что не видела никого, кроме полицейских, которые действительно являлись довольно регулярно и задавали вежливые вопросы, но Холлис им не отвечала.

Впрочем, с этим странным голосом Холлис тоже разговаривала крайне редко. Она вообще старалась больше молчать, ограничиваясь короткими фразами или кивками, когда ее о чем-то спрашивали сиделки или врачи. Она по-прежнему не чувствовала в себе достаточно сил, чтобы вспоминать о том, что с ней случилось, не говоря уже о том, чтобы обсуждать это.

«Скоро тебя выпишут, — сказал голос. — Что ты собираешься делать?»

— Броситься под грузовик, — холодно ответила Холлис. — По-моему, неплохая идея, как тебе кажется?

Она нарочно произнесла эти слова вслух, чтобы напомнить себе — она одна в палате, и, кроме нее, здесь никого нет. Холлис давно решила, что голос, который раздается у нее в ушах, — просто игра больного воображения.

«Если бы ты действительно хотела умереть, — возразил голос, — ты бы просто осталась в том заброшенном доме».

— Лучше умереть, чем выслушивать банальности от собственного больного воображения! — фыркнула Холлис. — Впрочем, я, наверное, сплю — сплю и вижу очередной идиотский сон. Точнее, слышу…

«Тебе лучше знать».

— Безусловно, мне лучше знать. Постой-ка, а может быть, я просто сошла с ума?

Вместо того чтобы ответить, голос спросил:

«Скажи, Холлис, если бы у тебя были глина или пластилин, что бы ты вылепила?»

— Ну надо же! — возмутилась она. — Не хватало еще, чтобы собственное воображение проводило со мной сеанс психоанализа! Или это ассоциативный допрос?

«Что бы ты вылепила, Холлис? Ведь ты — художница».

— Была…

«Вне зависимости от того, насколько удачно прошла операция, у тебя остались руки. И мозг».

Похоже, решила Холлис, ее воображение тоже не верит, что когда-нибудь она снова сможет видеть. А может быть, это вовсе не воображение, а подсознание?..

— Ты, кажется, предлагаешь мне переквалифицироваться в скульпторы? — едко осведомилась она. — Боюсь, это не так просто, как тебе кажется.

«Я не говорила, что это просто. Напротив, тебе будет очень нелегко, и все же это будет жизнь, Холлис! Насыщенная, творческая жизнь, а не жалкое существование инвалида».

Холлис ответила не сразу. Немного подумав, она медленно проговорила:

— Не знаю, смогу ли я… хватит ли мне мужества начать все сначала.

«Что ж, если чего-то не знаешь, надо это выяснить».

Холлис улыбнулась. Кажется, воображение пытается ею командовать. Но в его последнем предложении несомненно присутствовал здравый смысл.

И вызов: Вызов, который неожиданно затронул в душе Холлис какую-то чувствительную струнку.

— Что ж, можно попробовать, — произнесла она задумчиво. — Либо это, либо броситься под грузовик. Другого выхода, кажется, нет…

— Вы что-то сказали, мисс Темплтон? — раздался голос дневной сиделки. Немного помешкав на пороге, она неуверенно подошла к койке.

За три недели, проведенных в больнице, Холлис научилась неплохо различать шаги — даже шаги сиделок, ступавших почти бесшумно. Иногда по звуку ей удавалось определить, о чем думает тот или иной человек. Эта сиделка уже давно опасалась за ее рассудок, и сейчас Холлис совершенно отчетливо уловила ее страх. Уже не в первый раз Дженнет слышала, как Холлис разговаривает сама с собой.

— Нет, Дженнет, я ничего не говорила. Наверное, я опять думала вслух, — ответила Холлис. — Впрочем, когда я проснулась, мне показалось — рядом со мной кто-то сидит.