Прекрасная монашка   ::   Картленд Барбара

Здание монастыря было величественным и холодным, ничем не нарушаемая тишина оглушала. Многочисленные коридоры отличались неописуемой красотой, которая, казалось, окутывала человека. Всякий оказавшийся здесь внутренне ощущал красоту, еще не видя ее.

Старая монахиня провела герцога Мелинкортского через большую трапезную с потолком из массивных балок со священными письменами. Стены украшали чудесные фрески, а под ними отделаны панелями из плетеного тростника. Вдоль стен стояли длинные узкие скамьи, а посреди — огромные массивные полированные столы, потемневшие от времени.

Когда они дошли до дальнего конца трапезной, монахиня остановилась и постучала в дубовую дверь. Голос за дверью произнес: «Войдите», после чего его светлость оказался в квадратной комнате с узкими окнами. Стены были выбелены, а на полулежали циновки из тростника.

Мебель в комнате была выдержана в строгом и простом стиле, а главным предметом было огромное распятие, укрепленное на одной из стен. Высокая женщина, в белом одеянии встала из-за стола, где она что-то писала, чтобы приветствовать гостя.

Лицо было прекрасным, с безупречной чистотой линий. От женщины веяло властностью, так что герцог Мелинкортский сразу понял, что перед ним сама мать-настоятельница. Он склонил перед ней голову.

— Герцог Мелинкортский, — представился он.

— Я ожидала вас, — спокойно проговорила мать-настоятельница. — Не хотите ли присесть, ваша светлость?

— В этом нет нужды, — отказался герцог. — Я хочу поговорить с послушницей Аме, которая сегодня утром вернулась в ваш монастырь.

— Да, это так.

Она посмотрела на герцога Мелинкортского, и его светлость понял, что его внимательно изучают. Он также пристально смотрел на нее и не отводил взгляда до тех пор, пока не почувствовал, что мать-настоятельница осталась довольна тем, что увидела.

— Садитесь, ваша светлость, — вновь повторила она.

Себастьян Мелинкорт принял ее приглашение и сел на грубо сколоченный стул с высокой спинкой, который стоял возле письменного стола.

Мать-настоятельница тоже села. Лучи солнца, падавшие ей на лицо, высвечивали очаровательные линии его тонких черт, подчеркивая гладкость и нежность ее безупречной кожи. Руки у нее были с длинными пальцами, через кожу проступали голубые вены. Когда она сложила их на коленях, герцог подумал, что у нее спокойное и умиротворенное состояние духа; пожалуй, такого он не встречал еще ни у кого.

— Аме рассказала мне обо всем, что с ней случилось с тех пор, как она покинула этот монастырь, — спокойно проговорила мать-настоятельница.

— Я приехал, чтобы увезти ее отсюда, — заявил герцог Мелинкортский. — И хочу забрать ее затем с собой в Англию. Она будет моей женой. А если кто-нибудь дерзнет копаться в ее прошлом или делать какие-либо предположения, которые тем или иным образом опорочат или оскорбят ее, ему придется иметь дело со мной.

— И вы в самом деле думаете, что Аме была бы счастлива заполучить свое благополучие, нарушив спокойную жизнь собственной матери?

— Я уже сказал, — повторил герцог Мелинкортский, — что глупо опасаться каких-то неприятностей из далекого прошлого. Ведь герцог де Шартре далеко не гений. Он, разумеется, может послать в Англию свой запрос, но я смогу все устроить так, что ответы на все вопросы ему придется дожидаться до скончания века.

— Но ведь люди все равно будут болтать.

— Это неважно!

— Почему же?

Услышав этот простой вопрос, Себастьян Мелинкорт с удивлением посмотрел на мать-настоятельницу.

Воцарилось молчание, и эта тишина как бы подчеркивала важность момента, от ответа на этот вопрос зависело будущее. Потом, медленно разжав губы, с огромным трудом герцог сказал тихо:

— Потому, что я люблю Аме.