Простые радости   ::   Камерон Стелла

 – Возможно… – Она в задумчивости погладила Феникс по щеке.

От волнения у Феникс перехватило дыхание. «Возможно!»

– Мы здесь очень разборчивы. Члены нашего клуба пользуются влиянием – огромным влиянием. Все до одного. Они платят немалые деньги – и ожидают немалого. Мы не имеем права на ошибку. И конечно, не можем допустить просчет, принимая людей на работу. Каждый из наших клиентов входит в элиту.

«Не дай ей почувствовать, что боишься».

Феникс уверенно посмотрела в черные глаза графини:

– Вам нужна очень хорошая массажистка? Первоклассная массажистка?

– А ты первоклассная? – На этот раз холодные пальцы коснулись лица Феникс тыльной стороной.

– Я хорошая.

– Хм-м. Посмотрим. Нам обычно приходится потрудиться, чтобы найти подходящего работника. Но… Хм-м. Не упускать же возможность, которая сама идет к нам в руки.

Феникс молча выдержала еще одно прикосновение.

– Безусловно, нам придется тщательно изучить твои рекомендации.

– Конечно. – Пока они здесь разговаривают, старый друг из Оклахомы без большого желания, но усердно собирает эти «рекомендации».

– Откуда ты?

– Вообще-то из Нью-Йорка. А за последние несколько лет я много где побывала.

– Тебе трудно обосноваться в одном месте? – Между тонкими бровями опять появилась складка.

– Скажем так: в определенный момент я поняла, что должна посмотреть мир, иначе рискую его вообще не увидеть. Теперь я на него посмотрела. А в будущем я собираюсь путешествовать иначе.

– Что это значит?

– Может быть, ничего. А может быть, то, что устала сама оплачивать проезд. Вам это кажется неразумным?

– Мне кажется, – пальцы пробежались по шее Феникс, – мне кажется, мы можем еще кое-что обсудить. Да. Да, мне кажется, что нам с тобой есть о чем поговорить. Твоя семья живет в Нью-Йорке?

Если бы Феникс стиснула зубы, мускулы на ее шее так напряглись бы от ненависти и отвращения, что разговор можно было бы не продолжать.

– Ну так как же твоя семья? – повторила графиня.

– Боюсь, что я – паршивая овца. – Почти правда. – Мы больше не общаемся. – Полнейшая правда.

Наградой Феникс была еще одна острозубая улыбка.

– Значит, ты сама по себе?

– Да, мне так больше нравится.

– Сильные женщины мне импонируют, Феникс.

– Я рада это слышать.

– Мягкая кожа. И так много веснушек.

Феникс не могла удержаться и вспыхнула:

– Боюсь, это у всех рыжих.

– Очаровательно. – Графиня приблизила к Феникс пахнущее духами лицо, чтобы внимательнее изучить ее очаровательные веснушки.

– Такая нежная кожа. А еще где? – Феникс сглотнула.

– «Еще где»?

– Веснушки. Где еще они у тебя? На груди?

Роман быстро просматривал стоящие на полках папки и был слишком поглощен этим занятием, чтобы прислушиваться к допросу, учиненному Ванессой какой-то взбалмошной девице.

Последний вопрос графини привлек его внимание.

Он захлопнул ящик, в котором только что рылся, и окинул взглядом набор телеэкранов, микрофонов и рулонов пленки, разместившихся в ряд над длинным столом, заваленным обрывками и обрезками всевозможной электроники. Помимо стола, занимавшего одну из стен, в комнате находились запертые на ключ стенные шкафы и стеллажи с папками – и лестница, ведущая наверх, к люку. На поиски этого люка ушло два бесконечных, утомительных месяца. Это заняло так много времени потому, что он никак не мог понять – то ли между двумя другими комнатами стена толщиной в двенадцать футов, то ли в этом баснословно дорогом строении есть помещение, вход в которое не бросается в глаза.

– Я смутила тебя. – Бесстрастный смех Ванессы оказал на Романа привычное воздействие. Он поджал пальцы на ногах. – Забудь, что я тебя об этом спросила.