Прощай, Жаннет   ::   Роббинс Гарольд

Теперь он видел ее всю – и темные курчавые волосы на лобке, и длинные стройные ноги.

Она подошла к кровати и сдернула с него простыню. Потом потянула за шнурок пижамных брюк и высвободила член. Взглянув ему в глаза, она встала на колени около кровати, осторожным движением оттянула кожу, обнажая головку члена, и обняла ее губами. Он почувствовал быстрые легкие прикосновения ее языка.

Неожиданно рука Анны сжалась. Она опять взглянула на него и властно сказала.

– Не кончайте пока.

Говорить он не мог. Только кивнул. Она снова склонилась над ним.

– Я скажу когда, – прошептала она.

Когда через полтора месяца генерал уезжал в Париж, Анна с ребенком ехала вместе с ним.

Вольфганг молча подписал последний документ и взглянул на Мориса.

– Как будто все, – сказал он.

– С технической точки зрения да, – ответил тот. – Но есть другие проблемы.

Бреннер молча смотрел на него.

– Разрешение на жительство во Франции она получила при правительстве Петена. Вполне вероятно, что его теперь аннулируют.

– Почему? Это же постоянное разрешение, дающее ей статус перемещенного лица. Она даже училась в Сорбонне до войны. Ее дочь родилась во Франции до оккупации.

– Нередки случаи, когда разрешение отбирают у тех, кого подозревают в сотрудничестве с немцами. В Париже полно людей, которые знают о ваших отношениях.

Генерал спросил:

– Что можно сделать?

– Я думал об этом, но никакого окончательного решения не нашел. Лучше всего получить французское гражданство.

– Черт! – Бреннер встал. – Что же делать? – Он прошел к буфету и налил себе еще водки.

Морис повернулся и взглянул на Анну. Пока Вольфганг подписывал бумаги, она молча сидела и вязала. Она подняла голову от спиц и встретилась с ним взглядом. Какое-то время они смотрели друг на друга, потом женщина опустила глаза и снова принялась за вязание.

Вольфганг выпил водку, налил еще и вернулся к дивану.

– Наверное, и пытаться не стоит. Придется продать все компании.

– Сейчас вы за них ничего не получите, – заметил Морис. – У французов нет денег. Пройдет лет пять, все вернется в норму, вот тогда они будут что-то стоить.

– Пять лет, – сказал Вольфганг. – А где мы все, черт побери, будем через пять лет?

– Если нас не будет в живых, все это не будет иметь значения, – сказал Морис. – Но если выживем…

– Если они лишат Анну вида на жительство, мы так или иначе потеряем все. Они заберут компании.

– Что ж, придется рискнуть, – бросил Морис.

– Если я выйду замуж за француза, – тихо сказала Анна, не поднимая головы от вязания, – я автоматически стану французской гражданкой.

Вольфганг какое-то время смотрел на нее, потом повернулся к Морису.

– Это правда?

Морис утвердительно кивнул.

– Тогда найдите кого-нибудь, кому можно доверять, и Анна выйдет за него замуж.

Морис показал на бумаги.

– Я не знаю никого, кому можно было бы все это доверить. А вы?

Вольфганг взглянул на бумаги, потом на француза.

– Вы не женаты… Морис покачал головой.

– Слишком опасно. Кругом полно сторонников де Голля, они мне не доверяют. В конце концов, я до сих пор не перебрался через Ла-Манш.

– Но они поверили вашей легенде, приняли ту информацию, которую вы им передали, и ваше объяснение, что вы находились в подполье, чтобы помогать им.

– Верно. Но это пока шла война. А теперь начнут задавать вопросы.

– Уверен, ваш дядя положит конец всем разговорам, – сказал Вольфганг.

– Мой дядя умер четыре месяца назад.

– И кто же теперь маркиз де ла Бовиль?

– Нет такого. Он умер, не передав титула.

– Что будет с его собственностью?

– Отойдет государству. Если не появится кто-нибудь, способный заплатить огромный налог на наследство. Кто-то из семьи, разумеется.