Порванный шелк   ::   Майклз Барбара

Она не могла даже плакать по ночам из-за страха быть услышанной Рут. Но она с надеждой смотрела в будущее, когда она сможет не притворяться, ну если только самую малость, окунаясь в жалость к себе. Сможет сбросить с себя бюстгальтер и пояс, которые слишком жали, — как, впрочем, и любая деталь одежды, которую она привезла с собой, — надеть замызганный старый халат, лежать в постели, читая что-нибудь банальное и ничего не значащее, питаться всем, что есть в холодильнике и что не требует специального приготовления, рано ложиться спать.

И плакать до тех пор, пока не уснешь.

С тяжелым вздохом мученицы Карен поднялась по лестнице и зашла в комнату, ее собственную, когда она жила с Рут, а теперь комнату для гостей. Она выглядела практически так же, как и тогда, за исключением того, что сейчас она была аккуратно убрана. На столе не осталось ни книг, ни изжеванных карандашей; пол и стулья не были завалены одеждой, обувью и другими вещами, обыкновенно разбросанными везде. Большой, красного дерева шкаф служил чуланом: в домах начала XIX века редко были встроенные шкафы. «Все равно они тебе не нужны, — с сарказмом заметила Рут. — Ты ведь никогда не вешаешь свою одежду на место».

Нежная улыбка тронула губы Карен при воспоминании об этом. Какой же беспечной неряхой она была в те дни! Она прошла полный цикл — и все такая же неряха, но уже не беззаботная.

Карен намеревалась продолжить учебу после того, как вышла замуж, чтобы получить диплом. Это казалось так просто, если учесть, что Джек работал на этом же факультете, Но как-то так выходило, что времени никогда не было. В течение нескольких лет она закончила всего один или два курса, так как всегда находились какие-то бумаги Джека, которые нужно было просмотреть или напечатать; и уж конечно работа Джека была значительно важней того, чего в перспективе могла достигнуть Карен.

Она научилась печатать на машинке. Джек ее в этом поддержал — это был очень нужный навык. Безусловно, ему это было просто необходимо, но Карен подумала, что она должна быть ему благодарна за то, что он настоял на этом, так как сейчас это было единственным, что она умела делать. (Эту работу легко можно было получить.) Она работала в качестве научного ассистента Джека в течение десяти лет, но без официального звания или зарплаты. Возможно, Джек напишет ей посвящение в начале какой-нибудь своей книги, где и отдаст ей должное.

Карен уже в который раз напомнила себе о том, что она находится в более выгодном положении по отношению ко многим разведенным женщинам. Ее замужество длилось всего десять лет, а не двадцать пять или тридцать. Было еще не поздно приобрести какие-то новые знания и навыки.

Но какие? Не было ничего такого, чем бы ей хотелось заняться. Ну совершенно ничего.

Солнечные лучи проникли сквозь занавески, согревая мягкий голубой ситец на подушках и пробуждая золотое мерцание полированной мебели. В высоком зеркале отражалась кровать с кружевным пологом на четырех столбиках.

В нем отражалась и Карен. Уныние сменялось глубоким отчаянием по мере того, как она изучала бледное расстроенное лицо и оплывшую фигуру женщины, смотревшей на нее из зеркала. Но что было еще хуже — если вообще что-нибудь могло быть хуже — так это живое воспоминание о той девушке, которая некогда улыбалась ей из того же самого зеркала. Высокая, стройная, с длинными ногами, блестящими черными глазами и гривой черных как смоль волос.

Седины в волосах еще не было, но они больше не спадали пышными прядями на плечи. Безжизненные, как древесный уголь, они лежали на ее голове словно парик, выдернутый наугад с полки универсального магазина. Такой же безжизненный, как ее надежды, и ее честолюбие, и ее чувство собственного достоинства.