Райский остров   ::   Барнет Джилл

Задние дверцы вагонетки открылись. Наконец священник стал читать по-латыни свои молитвы. Медленно-медленно вагон разгружался. Пора бежать. Но он даже не мог себе представить, как поднимется на ноги. Черт возьми, он встанет, даже если это будет его последним движением в жизни. Кто-то схватил его за лодыжки и подтянул к себе. Священник запел и дотронулся до его лба рукой. Хэнк неожиданно открыл глаза, и его кулак метнулся вверх. Он сбил стражника и вскочил. Осмотрелся. Вокруг никого не было, кроме ошарашенного попа. Хэнк сделал к нему шаг. Молитвенник выпал из дрожащих рук священника.

– Молитесь за меня, святой отец. – Хэнк поднял книгу и подал ее священнику. – Мне понадобится и ваше участие, и Господа.

Его преподобие моргнул, затем с удивлением стал разглядывать ожившего узника. Хэнк ухмыльнулся. Священник потянулся за молитвенником и в этот момент получил удар по голове.



Глава 2

Порт Элен , северная часть острова Дольфин

Два дня спустя

Хэнк пробирался сквозь толпу людей, колышущуюся на оживленной улице, которая отделяла город от порта. Широкополую черную шляпу, взятую у священника, он надвинул на самые глаза, которые своим блеском могли выдать его, а руки засунул в карманы сутаны.

Слева стояли похожие на ряд странных цветных зубьев ярко раскрашенные дома с большими террасами. Далее следовало серое мрачное здание таможни. Ряд кокосовых пальм тянулся до самой западной оконечности гавани. Вдоль улицы стояли лотки продавцов фруктов, ломившиеся от папайи, бананов, манго, плодов хлебного дерева и других даров тропиков. В толпе было множество местных жительниц, деловито покупавших корзинами фрукты у уличных разносчиков, которые торговали всем, начиная с еды и мачете и кончая пестрыми тканями и бамбуком. Проталкиваясь сквозь толпу, Хэнк умудрился украсть три банана и губную гармошку. Стоящие в ряд ящики на деревянных поддонах, бочонки, бочки, тюки с коноплей напоминали узников во время переклички. Сразу за ними были штабеля готового к отправке леса, а также три вагона камня из карьера, где работали заключенные. Хэнк некоторое время задумчиво смотрел на них: перед его мысленным взором пронеслись последние четыре года его жизни. Затем он глубоко вдохнул свежий воздух и пошел дальше.

Здесь же на улице маленький оркестрик играл простые местные мелодии, музыканты азартно били в высокие гулкие барабаны, отбивая ритм.

Мальчишки и девчонки с огромными плетеными корзинами за спиной продавали сладкий сахарный тростник и ракушки. К причалу подходило маленькое суденышко, рыбаки которого весело сообщали о том, какой у них богатый улов тунца. В толпе показались монахини в высоких головных уборах и священники – их широкополые черные шляпы были заметны издалека. Эти последние благословляли улов рыбы, всяческую снедь, коз, ослов, даже кошек и собак, маленьких детей. Рядом с таможней прогуливались местные плантаторы, одетые в белоснежные костюмы, и богатые негоцианты в темном твиде или серой фланели. Хэнку чудилось, что карманы их слишком отягощены солидными кошельками, для которых, как и для розовых манго, подошло время жатвы.

Вокруг него кипела жизнь. Это была свобода. Во время этих долгих, невыносимо жарких дней и жизнь, и свобода представлялись ему абсолютно недоступными, какими-то нереальными далекими воспоминаниями. Пока Хэнк чистил и ел банан, он наблюдал за окружающими, наслаждаясь свободой. Когда он был заточен в камеру или в карцер во время наказаний, он всегда вспоминал простую жизнь, состоящую из мелочей. Быть может, частично, но он боролся и выжил именно потому, что хотел вернуться к этой жизни.