Последнее испытание   ::   Мэрфи Уоррен

И она лежала и думала о мальчике-сироте, которого так испортила, искалечила жизнь.

Мальчика звали Римо Уильямс.

Интересно, замолвит ли он за нее словечко перед Господом Богом?.. Она ничуть не сомневалась в том, что Римо умер христианином.



Глава 1



Когда с последним поворотом шоссе, ведущим к Юме, открылся вид на гору Красного Призрака, Уильямсу С. Рому показалось, что он скачет по умирающей планете Марс.

Склоны горы Красного Призрака были цвета необожженного кирпича – красные. Вообще все вокруг было красным. И солнце нависало над головой огромным красным шаром. Холмы песчаника тоже отливали красным. И хотя Уильямс вырос среди этих ржаво-коричневых гор и холмов под ветрами, несущими раскаленные пески Аризоны, глаза его уже успели отвыкнуть от такого яростного и бьющего по нервам цвета. Цвета пустыни и одиночества.

Он сразу же как-то ослабел и ощутил дурноту, погоняя лошадь вперед, по пескам пустыни, навстречу Красному Призраку и тому, что лежало за ним.

Даже лошадь теперь словно покраснела. Вообще-то она была коричневой, каштанового оттенка, но под палящими лучами Аризоны шкура лоснилась и поблескивала красным, а жесткие волоски как будто дымились.

Несмотря на дурноту, Билл Ром на останавливался. Ему нечего дать своему народу, кроме денег белого человека и пустой, ничего не значащей славы, что пришла слишком поздно. Но это его люди, его народ, и он перед ними в долгу.

Одетый в розовую хлопковую рубашку и холщовые штаны, Билл здорово смахивал на ковбоя. На ногах – ручной работы сапоги из испанской кожи, купленные в Мехико-Сити на кредитную карту «Виза Голд». Белая стетсоновская шляпа с широкими полями была не какой-то там подделкой, а настоящей, из Голливуда. Галстук – со шнурочками с серебряными наконечниками, которые тихонько позвякивали в такт цокоту копыт. Ноги у Билла были длинные, мышцы – сухие, бугристые и напоминали перевитые узлами канаты. Рост достигал семи футов. И лишь Господь Бог знал, сколько он прожил на свете.

Никаким ковбоем Ром не был. Лицо – красное, точно породившая его земля, и все изрыто такими же морщинами и впадинами, как и склоны гор и холмов из песчаника, такими же мелкими трещинками, как и выжженная солнцем бескрайняя красная пустыня. Глаза постоянно щурятся от солнца, напоминают цветом красно-коричневую глину, что таится под слоем песка и дает жизнь злакам.

Проскакав еще мили три, всадник реагировал на красное уже не столь болезненно. Цвет песка и даже солнца поблек, и мужчине стало полегче.

Наконец впереди показалась изгородь, что-то вроде крааля. Ворота распахнуты настежь.

– Давай, Саншин, вперед! – подбодрил он уставшего коня.

Конь послушно перешел в галоп. Похоже, красное ничуть не трогало животное. Лошади вообще не различают цветов. Им неведомо, как болит и томится сердце. Лошади вообще счастливчики, думал всадник.

Билл Ром въехал в ворота, на верхней перекладине которых красовалась исхлестанная ветрами и временем надпись. Она состояла всего из двух слов, выжженных в дереве раскаленным железным прутом. Первое слово начиналось с буквы "С". Больше ничего различить невозможно. Второе слово гласило: «Резервация».

Показались первые хоганы note 1 . Двери, как и положено, выходили на восток. И на каждой крыше торчала тарелка спутниковой антенны, вглядываясь в неправдоподобно синее небо.

– Теперь ясно, на что пошли мои денежки… – пробормотал Билл, впрочем, без всякой злобы.

Из первого же хогана вышел индеец в ярко-красной клетчатой рубахе и потертых джинсах «Левис». Взглянув на пришельца, он нырнул обратно и вновь возник на пороге – на сей раз с помповым ружьем. Угрожающе взмахнул длинным стволом.

– Это земля резервации, белый человек!

– Ну, по вашим тарелкам на крыше этого не скажешь, Томи.