Розовая пантера   ::   Егорова Ольга

— Встречалась? С двумя сразу, что ли? — Он прямо-таки ошалел от ее невозмутимого тона.

— Ну нет, не сразу, конечно. Сначала с одним, потом с другим.

— Господи, да тебе лет-то сколько? — не сдержался он.

Снова появилась официантка, плавными движениями рук поставила на стол вторую порцию рулета, крошечную вазочку с салатом и пиво.

— Пятнадцать, я же тебе говорила. Скоро шестнадцать будет… Да ты ревнуешь, что ли? — поинтересовалась она, пододвинув салат.

— Ревную? — опешил Алексей, подумав: неужели и правда? — Да я тебя знать не знаю, с чего это я стану ревновать?

— Вот именно. — Она кивнула в знак согласия. — А салат вкусный. Вообще неплохое местечко, уютное, правда же?

— Наверное, — согласился он неуверенно, подумав о том, что чувствует себя все же не слишком уютно — может, оттого, что пиджак тесноват, или оттого, что Людмила…

— Я, между прочим, в театр собирался, — сказал он вдруг, сам от себя не ожидая.

— В театр? — Она кивнула, равнодушно поприветствовав его любовь к искусству. Немного странную, впрочем, любовь, потому что в театр-то он все-таки не пошел, а сидит здесь с ней, пьет уже вторую кружку пива и думает постоянно о том, что нужно было надеть джемпер. А о театре и не вспоминает. — А почему не пошел?

— Передумал. — Он пожал плечами, отпил глоток пива, подумав о том, что напрасно затеял этот глупый разговор. Сейчас она начнет его спрашивать, почему он передумал, спросит еще, не дай Бог, про Люд очку, хотя откуда ей знать про Людочку, она ведь понятия не имеет…

— Понятно.

Как оказалось, Алексей напрасно волновался. Ей было все понятно. Все абсолютно понятно и ясно как белый день, и не о чем здесь вообще было говорить, и при чем здесь какая-то Людочка! Собирался в театр, оказался в кафе — в самом деле, какие могут быть вопросы? Современные подростки, должно быть, изучают в школе специальный предмет под названием «пофигизм» — не может же человек от рождения обладать такой непробиваемостью. Здесь определенно чувствуется подготовка, «мастер-класс», который его собеседница, должно быть, окончила с отличием.

— А что ты еще любишь? — Она отодвинула от себя салат, равнодушно посмотрела на блюдо с куриным рулетом, который, видимо, интересовал ее лишь до тех пор, пока его можно было есть руками, а теперь, когда появилась вилка, совсем перестал ее привлекать.

— Что я еще люблю? — переспросил он, почему-то не совсем четко представляя себе, каким должен быть ответ на этот вопрос.

— Ну да. Ты любишь театр. Пиво, кажется, любишь… А больше я про тебя ничего не знаю. Расскажи что-нибудь.

— Даже не знаю, что тебе рассказать. Вообще-то я…

Какой-то внутренний барьер не позволял ему взять и вот так запросто рассказать ей о том, что в жизни больше всего он любит и больше всего мечтает рисовать. Теперь ее равнодушие, которое до этой минуты забавляло его, показалось опасным. Как тонкий лед, который может в любую минуту провалиться под ногами. И сама она, подумал Алексей, как тонкий лед, по которому — ведь говорила в детстве мама! — ходить не следует. Но, с другой стороны, какая разница — идти вперед или назад, провалиться-то он может в любом месте, а вперед идти все же интереснее.

— Вообще-то я люблю рисовать, — выдохнул он и опустил глаза просто потому, что не хотел видеть ее лица. Представилось почему-то, что она грызет семечки. Грызет себе семечки, поплевывая шелуху, проглатывает зернышки, все на один вкус, и снова плюет — вот такая вот игра в вопросы и ответы.