Розовая пантера   ::   Егорова Ольга

Как ты считаешь, не зря он прожит? Не будет ли потом твоему сыну мучительно больно за бесцельно прожитые годы?

— Ну это же временная работа, — утешила она его, глядя с любовью. — Идем кушать.

Алексей прошел на кухню и уселся за стол. На плите, на самом краешке, возле едва горящей конфорки примостилась алюминиевая кастрюля, поджидающая его прихода, видимо, так же нетерпеливо, как родная мать. Радостно забулькала вода, принимая в свои кипящие объятия маленькие желтоватые кусочки теста, начиненные вкуснейшим фаршем, — в этот момент Алексей почувствовал, что на самом деле проголодался. Еще бы не проголодаться, когда полтора, а то и два часа бродишь по улицам, не имея никакой конкретной цели, кроме одной, весьма сомнительной — промокнуть до нитки, промерзнуть до костей, тем самым доказав себе очевидную истину — что ты человек и состоишь из плоти, которая требует какого-никакого внимания. Теперь, к вящей радости, он выяснил еще одну существенную деталь — что у него, кроме костей и мяса, есть желудок. Весьма нахальный…

— Сметана вот, кетчуп, помидоры достать соленые?

— Достать, и огурцы тоже. Выкладывай на стол всю прозу жизни, какая только есть в холодильнике.

— Ох, Лешка, ну какой же ты у меня…

Мать, как и все матери на свете, просто радовалась тому, что у ребенка хороший аппетит. Радовалась, по-видимому, этому гораздо больше, чем чему-то туманному, неопределенному, заключенному в словах «какой же ты у меня…».

— Прожорливый, — закончил он за нее начатую фразу, заталкивая в рот сразу два маленьких пельменя, насаженных, как сиамские близнецы, на вилку. — Тебе есть чем гордиться, мама. Прожорливый — значит, здоровый, а здоровье мне необходимо при моей работе, требующей значительных…

— Прожуй сначала, потом философствуй!

— …физических и умственных нагрузок, — закончил он с набитым ртом, проигнорировав ее требование. — Лично я считаю, что философия и пельмени, особенно такие вкусные, — вещи, вполне совместимые.

— Вот и хорошо, — таинственно улыбнувшись чему-то неведомому, сказала Анна Сергеевна.

— Что хорошо, мама?

— Хорошо то, что настроение у тебя хорошее.

— Да? У меня хорошее настроение? — Он удивился на самом деле, искренне. Кажется, такого паршивого настроения, как в этот день, у него не было уже несколько недель кряду.

— Ну да, — подтвердила она. — Все шутишь…

Алексей промолчал, не став убеждать мать в том, что его пустомельство в данном случае является как раз признаком состояния, прямо противоположного хорошему настроению. Только он ведь и сам еще пока не разобрался в своем настроении — может быть, оно у него и вправду скорее хорошее, чем плохое?

— Людочка звонила два раза. Ты где задержался-то так долго?

«Да, все-таки скорее плохое, чем хорошее». — Услышанная фраза тут же склонила чашу весов в сторону пессимизма.

— Два раза? И что она хотела?

— С тобой хотела поговорить, что же еще? Вы с ней, кажется, завтра в театр собирались…

— Так это же завтра, мам. Вот завтра и звонила бы.

— Все шутишь, — отмахнулась Анна Сергеевна.

«Если бы», — подумал Алексей но вслух ничего не сказал, чтобы не расстраивать мать.

— Шучу, конечно.

— Тебе чай или кофе?

— Чай, наверное… Или кофе?

Желудок, наполненный, по-видимому, до краев, если таковые у него имелись, полностью утратил свою наглость и стал спокойным, как насытившийся хищник, милостиво предоставляя залить свое содержимое всем, что только взбредет в голову. Чаем, кофе, молоком, водкой или вообще ничем. Алексей, отдавая дань своему творческому воображению, даже представил себе его, улыбающегося блаженной улыбкой, с розовыми, пухлыми, как у хомяка, щеками, набитыми пельменями.

— Людочка…

Все остальное, последовавшее за словом «Людочка», почему-то было настолько неинтересным, что Алексей постепенно стал отключаться, погружаясь в свои мысли — впрочем, как ни парадоксально, о той же Людочке.