Русская наследница   ::   Знаменская Алина

К ней подошла женщина из персонала, что-то сказала. Катя кивнула. Пашкину показалось, что сделала она это через силу, словно не хотела соглашаться с тем, что ей сказали, но была вынуждена. Когда женщина отошла, Катя принялась вытирать тряпкой крашеные скамейки.

Пашкину было ясно, что вся эта возня со скамейками и полотенцами — сплошная лажа, Катя занята другим. Но вот чем? Этого он не мог взять в толк. Она то и дело пялилась на песочницу, где возились мальки ясельного возраста. Две девочки и мальчик ковыряли совком песок и складывали его в ведерки. Именно с этой троицы не сводила глаз Катя Щебетина. Она уже, наверное, протерла последнюю скамейку до дыр, как вдруг одна из девочек, неловко повернувшись, толкнула мальчика. Тот не удержался и вывалился из песочницы. Понадобилась какая-то доля секунды, чтобы Катя очутилась рядом. Она схватила ребенка, не успевшего осознать, что, собственно, с ним случилось, и стала тискать его, проверяя сохранность его конечностей, дуть на испачканную песком коленку. Наконец от всех ее действий мальчику, вероятно, стало щекотно, он засмеялся, а Катя подняла на него глаза, полные слез.

— Не плачь, тетя, мне не больно, — проговорил малыш. Пашкин увидел, как она взяла обе детские ладошки и поцеловала их. По ее лицу катились слезы. Хотя Пашкин стоял совсем рядом, он мог не опасаться быть замеченным Катей. Она не видела никого и ничего вокруг. Весь мир для нее сейчас был сосредоточен в этом трехлетнем карапузе. На детей, столпившихся рядом, она даже не взглянула.

Подошла тетка в белом халате и увела ее. По дороге Катя несколько раз оглянулась на ребенка. К тому подошли две нянечки, водворили его в песочницу, дали ведро, совок. Дети продолжили игру.

Ничего особенного, но Виктор почувствовал, что произошло что-то важное, необычное. В висках застучало, уши начали нагреваться. Сейчас запылают как флаги.

Он сам еще ни черта не понял, а уши уже реагируют. Дурацкая природа.

— Побросают детей больных на государство, а потом, как приспичит, искать давай! — услышал Пашкин ворчание одной из нянек.

— Три года о ребенке не вспоминала, а теперь туда же, слезы льет…

— Говорят, она в Америке живет?

— То-то что в Америке. А иначе ее бы и близко к ребенку не подпустили. А так конечно. Ему операция нужна, а она в долларах стоит. Вот пусть родная мамаша и раскошелится.

Няньки поправили на детях панамки и пошли к лавочкам. Пашкин почувствовал, что прирос к земле. Ноги не слушались его. Теперь он неотрывно смотрел на песочницу. В его представлении все трехлетние дети должны быть похожи друг на друга как близнецы. И все же он сейчас цепко разглядывал этого ребенка. Ему начало казаться, что сходство ребенка с Катей очевидно. Цвет волос… Пожалуй, волосы ребенка светлее, но вот очертания губ…

Пашкин развернулся и пошел к машине. Ему было над чем подумать. Он гнал свой «БМВ», зло стиснув зубы и лихорадочно соображая.

Итак, три года назад она родила. Может, не три, чуть позже, это не имеет значения. Пашкин был далеко… Родила, значит, и оставила в роддоме. Славненько. Теперь появились деньги, а вместе с ними — материнские чувства. Забавно. Но все это — цветочки. Его интересует — кто отец?

Четыре года назад он загремел на зону и оттрубил бы три года, если бы не амнистия. А она-то! Письма писала душещипательные! Поддерживала морально! Посылки присылала… Ждала. И за это время умудрилась выносить ребенка, родить его тайно, так, что в родном городе муха об этом не узнала! Какова?! А? А он был уверен в ней! Предполагал, что знает Катьку как облупленную! Конечно, если бы в городе знали о ее беременности, ему нашептали бы обязательно. Без проблем! Taк ведь никто! Ни сном ни духом! И с зоны встретила его этакой женой декабриста. Верной подругой.