Последние гастроли   ::   Носенков Василий Романович

---------------------------------------------

Носенков Василий Романович

Последние гастроли



Василий Романович Носенков

ПОСЛЕДНИЕ ГАСТРОЛИ

1

Короток декабрьский день. Еще не рассеялась до конца утренняя мгла, а на смену ей уже спешат вечерние сумерки. Лампы зажигаются в три часа дня.

В небольшом полуподвале мастерской двигаются две тени. Тощая фигура с серым лицом - слесарь Максим.

У него крепкие, как клещи, руки, замедленные, но рассчитанные движения врожденного мастерового. Поверх истертых штанов и полосатой рубахи задубевший от масла и металлических опилок фартук неопределенного цвета, рыжие изношенные ботинки, старая кепка с отвисшим вниз козырьком. Максим склонился над тисками, где зажат тяжелый французский замок. Проверяется работа только что сделанного ключа. От первого оборота ригель плавно выдвигается на сантиметр, от второго - на два. Рывков и заеданий не ощущается..

Другой слесарь, Женька Римус, - полная противоположность Максиму. Он не в меру суетлив и бестолков в движениях, часто бегает без дела из угла в угол. Работая, он успевает смотреть в окно и не пропустит ни одного человека, проходящего по двору мимо мастерской. На мужчин смотрит без особого интереса. Увидев толстяка, лишь изредка буркнет, ни к кому не обращаясь:

- Ух ты, какой сильный барбос!

Зато при виде девушки Женька не утерпит, чтобы не высунуть в приоткрытую дверь свою круглую голову с оттопыренными ушами.

- Эй, чернобровая! Приходи ко мне на ночь, толокно будем толочь! кричит он вслед, бесстыже улыбаясь.

Во дворе мелькнули чьи-то тени. Женька покинул верстак и немедленно подошел к окну. К двери в сопровождении хозяина мастерской Глиновского шел сутулый белобородый старик в черной крытой шубе, с дорогой тростью в руке. Никита Глиновский раболепно выгибался перед ним, что-то доказывал. Не обращая на него внимания, старик остановился перед входом, принялся о железную скобу счищать грязь с подошв бот. Римус безошибочно узнал в этом старике богатого нэпмана-лавочника Кровякова и с необыкновенной поспешностью отскочил от окна. Можно было подумать, что он боится хозяина, хотя на самом деле это было не так. На Никиту Глиновского, как выражался сам Женька, он "чихал с высокой башни".

Пока еще дверь не открылась, Женька переставил лампу со своего верстака на стол, поближе к входу. Сам повернулся спиной к двери и принялся усердно тереть рашпилем какую-то медную трубку. Дверь открылась, и в мастерскую вошли. Кровяков остался стоять у порога.

Слышно было, как он сморкался, нетерпеливо постукивая палкой о холодный цементный пол.

Хозяин, ни слова не говоря, подошел к Максиму и передал ему четырехугольный предмет. Максим вскрыл принятый предмет, оказавшийся коробкой, посмотрел внутрь. Хозяин властно, но тихо заговорил о чем-то.

- Сегодня никак не могу. Устал, а работа тонкая.

Завтра к одиннадцати утра постараюсь сделать, - отвечал Максим.

Глиновский вернулся к лавочнику. Долго и убедительно что-то объяснял. Наконец успокоился.

- Ладно, - сказал старик, поворачиваясь к выходу, а Никита предупредил Максима:

- К одиннадцати чтоб как штык!

Когда хозяин и лавочник ушли, Максим спрятал четырехугольный предмет в шкаф и сел перекурить.

Остаток дня работали молча: Максим по характеру был угрюм и неразговорчив, а Женька считал взгляды своего товарища по работе до того примитивными, что не испытывал никакого удовольствия от бесед с ним. Постепенно за полтора месяца совместной работы он вытянул из Максима всю его биографию и планы на будущее и потерял всякий интерес к этому человеку. Максим, тридцатилетний парень, холостяк, воевал в гражданскую. Отлично владел слесарным инструментом. О таких людях говорят: "золотые руки".