Сделайте погромче   ::   Нестерова Наталья

А потом – гуляйте сами.

Ауфвидерзеен, как сказал рядовой царской армии дедушка Коля, военнопленный, который в девятьсот четырнадцатом году в Германии сделал бабушку Марту немецкой баронессе бабушке Кларе. И бабушка Клара никогда в жизни не раскаялась, что отдалась на сеновале беглому русскому солдату. Во всей ее женской жизни то была по-настоящему сказочная ночь.

Живущие бабушки и дедушки, мама мамочки, папа и мама папочки, для двойняшек были, конечно, персонами особыми. Те, кто станет их нянчить, баловать, заходиться от счастья – счастья острого, потому что из последних земных радостей бытия. Но если умершие бабушки и дедушки – только многотомная историческая библиотека, то живущим предкам еще нужно было понравиться. А вдруг не увидят во внучках-двойняшках последнее распрекрасное счастье? Надо как-то подготовиться. Как?

Вопросы еще ждали своих ответов, а пока Шура и Женя сладко дремали, впитывая своими каждую секунду тысячами рождавшимися клетками благодатную энергию.

Пусть бабушка Эмма поплачет, успокоится и уснет. Бабушка Ира и дедушка Рустам, папочкины родители, отдыхают спокойно. Они не ждут звонка папочки, который еще в семнадцать лет отвоевал право являться домой когда хочет.

Пусть все их умершие предки мирно покоятся в могилах или пеплом летают по Земле. Пусть процветают родственники, коим счету нет во всех долях и весях.

А они, Шура и Женя, под нежное любовное воркование папочки и мамочки будут расти быстро-быстро.

4



Эмма Леонидовна проснулась как от пинка, выстрела или взрыва. Ночные страхи еще четко не всплыли, но сигнал опасности (вчера случилось что-то ужасное) подбросил ее с кровати и метнул на кухню. Не выстрел и не взрыв – Ниночкин заливистый смех разбудил Эмму Леонидовну.

Она примчалась и застыла на пороге кухни, растрепанная, испуганная, в ночной рубашке. А за столом сидел давешний проходимец, совративший дочь, поедал рыбу, пюре и овощные консервы, приготовленные на зиму, до ноябрьских праздников, пока свежие овощи доступны по цене, обычно не открываемые. Консервированные салаты почему-то особенно резанули глаз Эммы Леонидовны. Кто он такой, чтобы лопать наши заготовки? И уж потом, после возгласа Нины, которая поперхнулась при виде мамы, пришло осознание того, что выглядит она сейчас не лучшим образом.

– Мама? – удивленно воскликнула Нина. – С тобой все в порядке? Доброе утро!

– Доброе ли? – развернулась и вышла Эмма Леонидовна.

Она оделась, умылась, заглянула в комнату дочери. Постель, конечно, не заправлена, простыни скомканы. Любимые Нинины мягкие игрушки свалены под окном небрежно и безжалостно. Еще одно свидетельство того, что с дочерью беда. Всех нас забросила! Эмме Леонидовне в данную минуту не показалось странным приравнивать себя к бездушным старым куклам.

Она решительно направилась на кухню.

– Мамочка! – подхватилась Нина. – Позавтракаешь? Рыба, пюре? То есть… их уже…

– Я съел, – признался Сергей. – Было очень вкусно.

– Налить тебе чаю, кофе? Сделать бутерброд? – суетилась дочь.

Эмма Леонидовна не ответила, наказала дочь молчанием. Обратилась к Сергею:

– И консервы наши понравились?

– Да, спасибо.

– Мама, это были прошлогодние, – извинилась за самоуправство Нина.

У Сергея тут же возник вопрос: «Ваши прошлогодние еще съедобные, не отравили меня?» Но дразнить гусей, то есть насупленную мамашу, он не стал. На Нину было жалко смотреть: нервничает, кружит вокруг мамы, в глаза заглядывает. Принесла нелегкая… как ее?… собака и прораб… принесла нелегкая Эмму Леонидовну. Надо бы сгладить ситуацию, поговорить о чем-нибудь умном, произвести впечатление.

– Мы тут обсуждали десять библейских заповедей, – пригласил он к разговору Эмму Леонидовну.