Седьмая - для тайны   ::   Холт Виктория

Я догадалась, что это было предложение нового места, которое подходило ей больше, чем воспитание девочки из коттеджа, даже если он назывался домом, в котором жила особа с манерами светской дамы, но без средств, чтобы удовлетворить свои претензии.

Я начинала читать мысли людей.

Когда она ушла, я обрадовалась. Мэг же выглядела очень озабоченной.

— Что же с нею будет? — спросила я.

— Я понимаю не больше вашего, дорогая. Она очень больна. У моей тети Джей был удар вроде этого. Она не могла пошевелить одной стороной тела. И говорить не могла… только бормотала. Так продолжалось год. Ода стала совсем как дитя.

— О нет, нет…

— Да, иногда после такого не поправляются. Это может случиться с каждым из нас в любое время. Вы можете делать свое дело, а Господь выберет вас, чтобы поразить ударом.

Я все думала о маме, такой величественной, такой гордящейся своим воспитанием, ожесточившейся из-за жизненных невзгод, и переполнялась жалостью к ней. Мне так хотелось сказать ей, что я все понимаю.

Мне стало очень страшно, что я никогда теперь не смогу этого сделать, и мною овладела злоба! И все это из-за дурацких цветов! Всему виной ее гнев. О нет! Тут больше, чем цветы. Все это зрело внутри нее — это ожесточение, негодование. Цветы лишь довели до высшей точки гнев и зависть, сдерживаемые годами.

Вернувшийся доктор привел своего коллегу Эгхэма. Они пробыли в маминой спальне довольно долго. Мэг тоже была там. Спустившись в гостиную, они послали за мной.

Доктор Кентон ласково посмотрел на меня, что еще больше увеличило мой страх.

— Ваша матушка очень больна, — сказал он. — Возможно, она поправится. Если так, боюсь, что она будет нуждаться в специальном уходе, — он недоверчиво посмотрел на меня, а затем с надеждой повернулся к Мэг:

— Подождем несколько дней. Тогда многое может проясниться. Есть ли у девочки какие-нибудь родственники?

— У меня есть тетя, мамина сестра, — ответила я.

— Она далеко?

— В Уилтшире.

— Полагаю, вам следует немедленно дать ей знать обо всем происшедшем.

Я кивнула.

— Тогда ладно. Подождем, скажем, до конца недели. К этому времени ситуация должна проясниться.

Доктор Эгхэм ободряюще улыбнулся мне, а доктор Кентон похлопал меня по плечу.

Я чувствовала себя слишком взрослой, чтобы заплакать, но слезы уже были близко.

— Будем надеяться на лучшее, — произнес доктор Кентон. — А тем временем дайте вашей тетушке знать о случившемся, — он пристально посмотрел на Мэг. — Вы не можете многого сделать. Если что-нибудь изменится, известите меня. Я загляну завтра.

Когда они ушли, мы с Мэг в молчании посмотрели друв На друга. Мы обе думали, что же с нами будет.

В конце недели приехала тетушка Софи. Мой восторг при виде ее был так велик, что я бросилась к ней в объятия. Она обняла меня в ответ; ее глаза, похожие на ягодки черной смородины, вокруг которых были заметны морщинки, увлажнились.

— Дорогое мое дитя, — произнесла она. — Какая беда! Твоя бедная мама! Надо посмотреть, что мы тут можем сделать.

Я сказала:

— Это Мэг.

— Здравствуйте, Мэг! Это тяжелый удар для всех вас, я знаю. Ничего, что-нибудь придумаем.

— Не хотите ли сначала пройти к себе в комнату, мисс Кардинхэм? — спросила Мэг.

— Пожалуй. Отнесите туда этот чемодан. Ну и путешествие!

— Потом, думаю, вы захотите увидеть миссис Хэммонд?

— Кажется, это неплохая идея. Как она сейчас?

— Она, по-моему, мало что понимает и может не узнать вас, мисс Кардинхэм.

— Ладно. Пойду вымою руки. Какая же грязь в этих поездах! Потом приступим к работе. Идем со мной, Фредерика.

Мы отправились в комнату, приготовленную для нее, и Мэг оставила нас вдвоем.

— Славная женищна, — заметила тетушжа Софи, кивнув в сторону двери, за которой скрылась Мэг.

— О да!

— Сколько ей, должно быть, беспокойства.