Смерть зверя с тонкой кожей   ::   Александер Патрик

Могу я поговорить с ним?

– Эбботтом? – переспросил Контролер, – Конечно.

Смит поднял трубку.

– Комнату Нджалы, пожалуйста.

Через секунду в трубке щёлкнуло.

– Эбботт слушает.

– Ричард, у нас может не быть другого шанса поговорить. Я хочу…пожелать тебе удачи и всё такое.

– Ты не обязан желать удачи стороне противника.

– Ты понимаешь, что у тебя не больше шансов выбраться из этой истории живым, чем у кошки в аду?

– У кошки девять жизней, Фрэнк. Даже в аду.

– Скажи, что мы можем сделать, чтобы ты…передумал?

– Ничего, Фрэнк.

Смит помедлил.

– Наверное тебе стоит знать: Нджала причастен к взрыву на Трафальгарской площади. Бомбу для «Чёрного Сентября» провёз именно он. За это он получил от них золотой браслет и…

Кулак министра обрушился на телефон.

– Какого чёрта вы делаете? Хотите гвоздь забить в гроб Нджалы?

– Какая разница? Его всё равно закопают.



22.

Нджала продолжал выдигать ящик. Пистолет виднелся уже наполовину, но этого было мало. И даже будь он виден целиком, – Нджала совсем не был уверен, что этого достаточно.

Требовалось что-то другое – например, чтобы Эбботта кто-то отвлёк. А для этого, судя по его взгляду – как у змеи перед броском – понадобилось бы минимум землетрясение.

Этот холодный пристальный взгляд вселял холод – а Нджала был не из пугливых.

– Я понимаю ваши чувства, – сказал он, – и ваше желание убить меня. Вы не одиноки в нём. Но только ли оно движет вами? Или есть и политические мотивы?

Эбботт молчал.

– Если тут политика, тогда разумеется надежды нет. Каждый рискующий жизнью по политическим мотивам – дурак по определению. С дураками не поспоришь. Но если причины только личные… тогда ведь всегда можно прийти к взаимопониманию… договориться о компенсации. Любой компенсации. Любой, понимаете.

Эбботт слушал вполуха. Он и без того был занят: не спускал глаз с Нджалы, наблюдал за окном, прислушивался, не появится ли вертолёт, да ещё и обдумывал, зачем Фрэнку Смиту понадобилось говорить про «Чёрный Сентябрь». Чтобы намекнуть на неодобрение политики Истеблишмента? Или просто укрепить Эбботта в его намерении? Он усмехнулся про себя. Как будто он нуждается в этом.

– Чему вы улыбаетесь?

– Размышляю, за какие заслуги вы получили этот замечательный браслет.

Несмотря на пронизывающий его холод, Нджала мгновенно взмок. Но Эбботт не стал развивать тему.

В летнем домике окончательно решили дать сержанту Клиффорду поискать себе подходящий наблюдательный пункт. И он быстро нашёл его – раскидистое дерево прямо напротив западного окна.

В кроне обнаружилась удобная развилка, в которую удобно лёг ствол его прекрасной винтовки. Всё, что от него требовалось – ждать, пока не колыхнётся штора. И молиться. Он был глубоко религиозным человеком.

Пистолет виднелся уже больше, чем наполовину. До него можно было даже дотронуться – если надоела жизнь.

Оставалось толкать ящик и тянуть время.

– Знаете, вы ведь из этих старомодных либералов. Да, все либералы старомодны. Их эксплуатируют левые, их презирают правые.

Подождал комментария. Его не последовало.

– Кто я, спросите вы. Диктатор? Фашист? Коммунист? У вас ведь непременно найдётся ярлык.

Ящик скрипнул.

– Что это?

«Магнум» смотрел Нджале в сердце, неумолимый, как пара глаз за ним.

– Стул, наверное. Скрипит иногда.

Эбботта, кажется, объяснение удовлетворило. Пистолет опустился. Нджала перевёл дух.

– Вашему драгоценному приятелю жить ещё двенадцать минут, если не появится вертолёт, – сообщил Эбботт и положил трубку.

– Двенадцать минут. Не слишком много.

– Назовите хоть одну причину оставить вас в живых.

– Я нужен своей стране.

Эбботт нехорошо улыбнулся. Нджала облизнул пересохшие губы.

– История находит тех людей, в которых она нуждается в конкретный момент.