Соблазнить дьявола   ::   Карлайл Лиз

Ибо, швырнув ему в голову свое орудие, Камелия бросилась на него, словно бешеный терьер, истребляющий крыс.

– Ублюдок! – вопила она, молотя его кулаком по голове. – Свинья! Свинья! Тупая свинья!

На это представление взирали из коридора слуги. Девеллин развернулся, пытаясь схватить ее, но Камелия обхватила его одной рукой за шею и старалась задушить.

– Эгоист, бессердечный сукин сын, – кричала она, сопровождая каждое слово ударом. – Ты совсем не думаешь обо мне. Ты! Ты! Всегда лишь ты!

Видимо, удары вернули ему часть разума, и он вспомнил.

– Дьявол побери, – сокрушенно произнес маркиз. – «Клеопатра».

Наконец ему посчастливилось ухватить ее за юбки и оторвать от себя. Камелия приземлилась на пол, злобно глядя на него.

– Да, – моя Клеопатра, – поправила она. – Мой дебют. Моя премьера! Я, в конце концов, была звездой, я потрясала зрителей, самовлюбленный ты негодяй! Ты же обещал, Девеллин! Ты обещал быть там.

Маркиз снял плащ, и дворецкий робко шагнул вперед, чтобы принять его.

– Клянусь, мне очень жаль, Кэмми. Правда. Я непременно буду там, в следующий раз. Я приду… да, приду сегодня вечером. Почему бы и нет?

– Потому что я тебя покидаю, Девеллин.

Оправив юбки, Камелия встала со всей грацией, на какую была способна.

– Покидаешь меня? Камелия направилась к камину.

– Да, бросаю тебя. Отказываюсь от тебя. Выкидываю из своей жизни. Нужно продолжать?

– Но почему, Кэмми?

– Потому что сэр Эдмунд Саттерс сделал мне вечером очень хорошее предложение. Когда мы пили шампанское за кулисами после окончания спектакля.

– За кулисами?

– Да, где должны были находиться вы.

Камелия поглаживала тонкими пальцами вторую мейсенскую статуэтку. Когда-то эти движения маркиз считал эротичными, но теперь они выглядели слегка опасными.

– Конечно, если бы там были вы, он вряд ли осмелился бы, не так ли? Но вас не было. И он это сделал. – Она вдруг резко повернулась. – А я приняла его предложение, Девеллин. Слышите меня? Я приняла.

На этот раз Камелия говорила серьезно. Ужасное неудобство. Хотя всегда найдутся другие женщины. Ему ли не знать. Маркиз знал. У него просто нет желания искать другую. К тому же он по собственному опыту знал, что когда женщина сыта им по горло, нет силы, которая могла бы остановить ее. Девеллин вздохнул и горестно развел руками:

– Дьявольщина, Кэмми, я сожалею, что дошло до этого. Она презрительно вскинула голову:

– Я переезжаю завтра утром.

– К чему такая спешка? – пожал плечами маркиз. – Я имею в виду, что могу обождать недели две, пока ты…

Последняя мейсенская статуэтка угодила ему в лоб. Полетели осколки. Девеллин отшатнулся, но она подхватила его прежде, чем он коснулся пола.

– Ублюдок! Свинья! – Опять взлетели маленькие кулачки. – Мне следует свернуть тебе шею, словно костлявому цыпленку!

– Все это уже надоело, хватит, – устало сказал он. Хорошо, что Камелия не пишет собственные пьесы.

– Ублюдок! Свинья!

Девеллин просто рухнул на пол, хотя она все еще держала его за шею.

Сидони Сен-Годар была независимой женщиной. Поначалу ее независимость годилась ей, как новые туфли с рискованно высокими каблуками: ходить в них весьма затруднительно, имея слабую надежду, что не споткнешься и не упадешь в изысканном обществе. Затем она вернулась в Лондон, на родину, и вскоре обнаружила, что туфли начали жать. В отличие от Франции женская независимость в Англии была ограничена целым рядом предписаний «должно» и «следует».

После года печали Сидони наконец решила, что единственный выход – это вообще сбросить обувь и бежать по жизни босиком. Теперь в свои двадцать девять лет она сказала брату Джорджу, что хотела бы, чтобы после ее смерти на ее могиле лежал камень с эпитафией: «Жизнь прожита сполна».