Сорвать розу   ::   Мартен Жаклин

 – И, как загипнотизированная, девушка подчинилась.

Пока Феба, закрыв лицо руками, тихо плакала, Эли прочел строки, на которых едва высохли чернила. Закончив чтение, заговорил не сразу, обдумывая дальнейшие действия.

– Подожди! – попросил он после минутных размышлений и исчез в темноте коридора.

Вернулся минут через пять.

– Тилли заменит тебя. Пойдем со мной.

Он помог ей встать, и Феба пошла послушно, как кукла, управляемая умелым кукловодом.

В комнате, служившей ему кабинетом и спальней, Эли тихонько подтолкнул ее к кровати. С необычной для нее апатией она осталась там, куда ее усадили.

– Прочтем твое стихотворение, Феба, но на этот раз вместе.

Кровь прилила к ее лицу, губы пытались выдавить единственное слово, которое так и не сумела произнести. Нет. Нет. Нет.

Не обращая внимания, Эли открыл тетрадь.

– Пожалуйста, – едва слышно прошептала Феба.

Он игнорировал ее просьбу, однако во время чтения крепко сжимал ее напряженную руку.

До тебя добраться нельзя

Ни в ранний, ни в поздний час.

Ни страны, ни города —

Смерть разделяет нас.

Дэнни, что ж ты теперь молчишь

В вечном доме в земле сырой?

Не придешь ты больше, не постучишь,

Не попросишь меня: «Открой!»

Эли выпустил ее руку и протянул тетрадь.

– Остальное прочти сама.

– Нет. – Она посмотрела в его суровое и непреклонное лицо, с трудом узнавая знакомые черты. – Я… я не могу, – жалобно просила бедняжка.

– Можешь, – чуть мягче сказал Эли, а затем снова неумолимо: – можешь, Феба.

И она прочитала:

Вот и конец мечтам моим.

Все пошло по канве иной;

Была я твоей невестой,

Никогда не стану женой.

Я осталась навек одна,

И тревога растет в груди:

Любви лишила война —

Одиночество впереди.

Ее голос задрожал, когда зазвучали последние слова, и она с яростью отбросила тетрадь. Эли опустился перед ней на колени, обнял плачущую девушку.

– Хотелось тебе или нет, но ты излила свою душу в этом стихотворении, Феба. Не сердись из-за того, что выдала свои сердечные тайны – нет ничего постыдного в оплакивании себя и Дэниела. У тебя есть право горевать о потере дома, детей, стабильности, своего собственного мужчины, который бы любил тебя. Ты горячая девушка, Феба, и тебе нужен горячий, любящий человек.

Почувствовав справедливость его слов, она оттолкнула Эли и уставилась на него открытыми глазами, а он рассудительно продолжал:

– По всему выходит, что мне надо стать этим мужчиной, Феба, твоим мужчиной.

Феба встала, ее голос задрожал от возмущения.

– Как ты можешь быть таким… это… это… Эли поднял тетрадь, разгладив скомканные страницы.

– Все нормально, – заговорил он спокойно, глядя на стихотворение снова. – Это то, чего мне хотелось, Богу известны мои мысли и желания. Это и то, о чем думал Дэниел, наказывая заботиться о тебе, когда сам не сможет. А если посмотреть правде в глаза, то этого ждешь и ты, Феба.

– Как ты можешь так говорить? – задохнулась от возмущения Феба, и слезы брызнули у нее из глаз. – Как смеешь даже думать об этом. Дэниел умер так недавно!

– Ты сказала об этом, Феба… и написала: в одной строчке оплакиваешь Дэниела, а в другой пугаешься старости, не испытав любви и страстных объятий.

Продолжая говорить, Эли открыл сервант и налил своего сладкого вина в маленький стаканчик.

– Наберись храбрости, посмотри правде в глаза, Феба. Моя любовь открыта для тебя сейчас, как и все это время, мои руки ждут тебя. Мне… тоже не хочется прожить свою жизнь в одиночестве.

Она не ответила, ему пришлось вложить стакан в ее безжизненные пальцы.

– Выпей, оно вдохнет в тебя новые силы. Феба перестала плакать, хотя на ее щеках все еще оставались следы слез.