Стремление к совершенству   ::   Картленд Барбара

Дарсия с тревогой посмотрела на него и очень тихо спросила:

— Вы не… хотите, чтобы я была рядом с вами, папа? Но мне почти восемнадцать, и я не могу дальше оставаться в пансионе.

— Мне это известно, — ответил лорд Роули. — И я вовсе не говорю, что не желаю видеть тебя рядом с собой, наоборот, я бы хотел этого больше всего на свете. Но сейчас я должен думать о твоем благе.

— Заботиться о моем благе — значит позволить мне быть счастливой, а вы знаете, что, чем бы вы ни занимались, я не буду вам мешать, я ведь и раньше никогда не была вам помехой.

— Тогда ты была еще ребенком, — заметил лорд Роули. — Выслушай меня внимательно, Дарсия, потому что это очень серьезный вопрос.

Он сел рядом с ней на софу и помолчал, подбирая слова, прежде чем заговорить:

— Я любил твою мать, как никого в своей жизни. Она была не только самой красивой женщиной, которую я когда-либо знал, но и самой разумной. — В голосе его послышалась горькая насмешка над собой. — Если бы она была жива, повесы Роули никогда бы не существовало, но она умерла, а я не мог позволить кому-то другому занять ее место.

— Поэтому вы так и не женились снова, да, папа? — спросила Дарсия почти шепотом.

— Да, поэтому, — согласился лорд Роули, — и еще потому, что так и не встретил никого, кто хотя бы чуть-чуть напомнил мне твою мать, за исключением тебя.

— Я рада, что похожа на нее.

— Именно потому, что ты похожа на нее, и потому, что я тебя люблю, — продолжал лорд Роули, — я обязан обеспечить тебе такое будущее, какого она хотела для тебя.

— Мама любила вас и хотела бы, чтобы мы не расставались, — быстро сказала Дарсия.

Отец покачал головой, и она почувствовала, что ее воодушевление пропадает.

Отправляясь в Париж, Дарсия была уверена, что снова начинается та жизнь, по которой она так истосковалась: бурлящая, полная красок, веселья и смеха, которой они с отцом жили, когда она была ребенком.

— Кое-что в отношении тебя я уже предпринял, — произнес лорд Роули совсем другим тоном. — Прежде всего я хочу, чтобы ты никоим образом не была связана со мной. У тебя появится новое имя, ты будешь идти собственным путем в мире, к которому принадлежишь, и тебе не будет помехой позорное клеймо родства с повесой Роули.

— Я не считаю позорным быть вашей дочерью! — сердито сказала Дарсия.

— Дорогое мое дитя, — ответил лорд Роули, — я не глупец. Я точно знаю, что обо мне думают люди, и это не только забавляет меня, но и, клянусь тебе, нисколько не задевает. Но я точно знаю, что это может свести на нет твои шансы достичь положения в обществе, а об этом я не могу думать без содрогания.

— Тогда не думайте об этом, — взмолилась Дарсия. — Если это не трогает вас, то и меня не затронет. Я прекрасно знаю, что о вас говорят люди, но, по-моему, они просто завидуют, потому что вы поступаете так, как считаете нужным. А твои друзья скорее всего будут так же добры ко мне, как тогда, когда я была совсем маленькой девочкой.

— Мои друзья, возможно, и будут к тебе добры, — согласился лорд Роули, — но двери домов, которые должны быть открыты перед тобой по праву рождения, закроются для тебя только лишь потому, что ты — моя дочь.

— Это не имеет значения. Лорд Роули покачал головой:

— Но в этих домах принимали твою мать, и они по праву твои, но при условии, что ты ничем не будешь связана с повесой Роули. Ты знаешь, что грехи отцов да падут на детей и в третьем и в четвертом колене.

Его тон был настолько серьезен, что Дарсия больше не стала спорить. Она только спросила:

— Так что, вы говорите, я должна сделать?

— Я обдумываю твое будущее уже долгое время, — ответил лорд Роули. — Через три недели, когда семестр закончится, ты нанесешь визит маркизе де Бьюлак в ее парижском доме.

— Кто она? — побледнев, спросила Дарсия.