Стриптиз в кино   ::   Бартоломью Нэнси

Она еще прихрамывала, рука была в гипсе, и Винсент — откуда только берутся силы? — почти вынес ее из машины и усадил на мягкий стул, который специально привез с собой. Потом еще раз сходил к машине и притащил целый короб с каким-то особым салатом и пиццей.

Появился — вы не поверите! — Паки Коццоне, который проникся почтением к нам с Фрэнсисом, а вернее, хотел укрепить отношения с кланом Лаватини после своего не слишком дружеского поступка. Впрочем, следует признать, и мы с ним не без помощи Рейдин поступили не лучшим образом. Вместе с Паки были его неразлучные дружки Гвидо и Хэм, славные нью-йоркские ребята, и прибыли они не с пустыми руками, а с огромным пирогом, доставленным прямо из Нью-Йорка, и с несколькими галлонами пива в канистрах. Не знаю, откуда им стало известно, что мы решили собраться. Впрочем, никакой тайны мы из этого не делали.

Эрни Шварц появился после восьми, в гавайской рубашке и с гавайской гитарой под мышкой. И еще с женой, у которой был ужасно недовольный вид, с которым дама и вручила мне огромную коробку шоколадных конфет.

— Так приятно наконец познакомиться с вами, — кисло сказала она.

— Еще бы, — согласилась я и, оставив ее в некотором недоумении, поспешила встретить въехавший на нашу территорию огромный семейный “линкольн” голубого цвета, который выполняет функции такси в нашем городе.

Кто бы это мог быть?

— Фрэнсис! — крикнула я в удивлении, когда брат первым выпрыгнул из машины с бутылкой пива в руке. — Откуда ты и почему на такой грандиозной тачке?

— Все из-за этих чертовых фрикаделек, — сказал он. — Которые у меня не получились. Я же не мог стерпеть, и пришлось съездить вот за ними.

И я увидела, что из машины выходят мои па и ма! У мамули в руках были судки, и я уже знала, что там: она прилетела прямо из Филадельфии и привезла свое коронное блюдо.

— Кьяра! — воскликнула моя ма, бросаясь ко мне. — Как ты исхудала! Тебе нужно лучше питаться. Моя бедная девочка!

Фрэнсис плясал от радости вокруг кастрюлек: бедняга успел соскучиться по пище, приготовленной руками нашей ма.

Что поразило всех и чего никто не ожидал, так это как Паки Коццоне встретил моего па.

Он и его молодцы стремительно кинулись к нему — и мне на секунду стало страшно. Однако по-настоящему испугаться я не успела, — дальше произошло вот что: Паки бухнулся перед па на колени, схватил его руку и поцеловал. Прямо в обручальное кольцо. Оба качка сделали то же самое, прежде чем отец отдернул руку.

— Что за черт… — начал он, но Фрэнсис пришел на помощь.

— Па, — сказал он, — эти ребята из семьи наших нью-йоркских друзей. Они таким образом выражают тебе свое уважение.

Отец с недоверием взирал на них некоторое время, потом ворчливо произнес:

— Рад познакомиться с вами, парни, но обойдемся без поцелуев. Мы не в стране наших отцов и дедов.

Паки смиренно отступил в сторону со словами:

— Всего-навсего знак уважения, мистер Лаватини.

— О, па! — вскричала ма. — Ты напрасно сердишься. Это было так красиво!!! Какие милые молодые люди!..

Мы включили музыку, которую особенно любили мои родители, — у меня была целая кассета, и я увидела, как они обрадовались, стали прислушиваться, а потом ма негромко сказала отцу:

— Помнишь? Она звучала в ту ночь… перед тем, как родилась Кьяра. Я не могла уснуть, ты повел меня на кухню… хотел накормить… Помнишь?

И заплакала. А па, ни слова не говоря, обнял ее и начал с ней танцевать. И напевать что-то. И все притихли…

Как раз в эти минуты сумрак вечера прорезал мощный свет фар, и я уже знала, кто приехал. Водитель сразу выключил свет и некоторое время не выходил из джипа, наблюдая за танцем. Потом тихо вышел, пробрался ко мне и шепотом пригласил тоже потанцевать.

Мы начали медленно двигаться в такт музыке, в такт с танцующими папой и мамой.