Тень и шелк (Под именем Энн Максвелл)   ::   Лоуэлл Элизабет

Пакит считал своего ламу глупым вождем, а тибетцев, следующих за ним, – глупцами, идущими к верной гибели.

– Он считал, что КНР – будущее умного человека? – спросила Дэни.

– Об этом он в конце концов и заявил мне. Первым делом он решил заставить глупцов забыть о суевериях прошлого.

– О священном шелке… – пробормотала Редпас.

– Вот именно, – кивнул Шон. – Пакит похитил шелк для Касатонова и только потом задумался. Он боялся, что Касатонов перережет ему глотку, как только получит шелк.

Джиллеспи хмыкнул.

– Мальчишка не так уж глуп, верно?

– Но и не блещет умом, – возразил Шон. – Он дрожал как осиновый лист, но не додумался вернуть шелк.

– Что же он сделал? – спросила Редпас.

– Отдал его Фану, а затем науськал его на Дэни и стал ждать скандала, который неизбежно бы разразился, если бы американку застали во время покупки краденой святыни. А китайцы выглядели бы при этом героями, спасшими бесценное свидетельство истории Тибета.

– …которое потом увезли бы в Пекин «на хранение», – сухо закончила Редпас.

– Так и было задумано, – подтвердил Шон. – Но план не сработал. Пакит собирает мерзлый помет яков и медитирует в ледяной хижине, потому что вышеупомянутой американке хватило ума и присутствия силы духа, чтобы принять предложенную помощь.

Шон протянул руку Дэни.

– Сейчас под рукой у меня нет ни одной тибетской крыши, – сказал он, – но я все равно хочу позвать тебя к себе.

Дэни прикрыла глаза, не в силах поверить, что ее мечта стоит перед ней, протягивая руку.

– А как же обет? – еле выдавила она.

– Прасам освободил меня от исполнения клятвы в тот же вечер, как увидел нас вместе, – сообщил Шон. У Дэни округлились глаза.

– Что?

– Буддийский обычай, – продолжал Шон. – Если исполнять клятву становится нестерпимо тяжело, тот, кто слышал ее, может отдать ее обратно. Я дал Прасаму обет безбрачия, а он вернул его мне.

– Но… на Арубе… ты… я… мы же не… – Дэни осеклась.

– Я не настолько мудр, как Прасам, – просто сказал Шон. – Я выдержал ровно три года, пока мы не оказались на пароме, плывущем в Ванкувер. Я понял, что в Тибете уже наступило завтра. Я сдержал клятву!

– Демаркационная линия времени! – вспомнила Дэни, которая наконец-то все поняла.

– Так ты согласна снова принять мою руку и разделить со мной новую клятву? – спросил Шон.

– Я и не отказывалась от своих обещаний, – дрогнувшим голосом выговорила Дэни.

– Знаю. Ты верна своему слову, Дэни, как и я.

Дэни не помнила, как подошла к Шону, – она поняла только, что вдруг оказалась в его объятиях.

Внезапно в тишине раздался голос Прасама Дхамсы.

– Он приготовил нам подарок, – перевел Шон. – Это ката.

– Что такое ката?

– Традиционный тибетский дар. Шарф с вытканным пожеланием добра.

Шон мягко повернул Дэни лицом к Дхамсе.

У нее перехватило дыхание.

Лама протягивал ей бесподобный шелк. Цвета индиго, насыщенный сумеречным светом, он переливался, вдруг становясь ослепительно-синим.

Дрожащими руками Дэни коснулась ткани, когда Редпас набросила ее на шею Шона и Дэни, соединяя их.

Частота переплетения была знакома Дэни, как звук ее собственного дыхания: впадина, подъем, пауза и вновь впадина и подъем.

Шелк Будды.

Но цвет был не тот-слишком яркий. Да и сама ткань выглядела как новая. Ее восстановили умело, но новые нити все равно выделялись среди рисунка. Давным-давно, возможно, столетия назад, кто-то украсил шелк нежной, кремовой бахромой.

– Переплетение… хрипло выдохнула Дэни. – Один и тот же ткач!

Улыбка Прасама Дхамсы стала еще безмятежнее. Он быстро заговорил.

– В семье Прасама из поколения в поколение передается легенда о том, – переводил Шон, – как один из его предков соткал одеяние Будды. Он благодарит тебя за то, что ты вновь подтвердила: вся жизнь едина, а мы едины с ней.