Тигрица   ::   Блейк Дженнифер

Когда она снова подняла голову, чтобы взглянуть на бразильца, он перехватил ее взгляд и удерживал его так долго, что потрясенной Джессике показалось, будто это продолжалось не несколько мгновений, а несколько часов. Этот тяжелый, пристальный взгляд проникал в самую ее душу, стремясь узнать, кто она такая. Чтобы избавиться от этого наваждения, Джессике пришлось призвать на помощь все свое самообладание. В какой-то миг она даже задержала дыхание и под конец настолько взяла себя в руки, что ответила на его вызов, бросив на Кастеляра дерзкий взгляд.

Глаза Кастеляра, как успела заметить Джессика, вовсе не были карими. Скорее они напоминали прозрачный темный янтарь. Если верить легендам, то именно такого цвета были глаза у таинственного ягуара майи — древнего тотема давно исчезнувшего индейского племени. И в этих глазах — на самом дне их — было нечто такое, что заставило сердце Джессики на секунду сбиться с ритма.

Инстинкт самосохранения вовремя пришел ей на выручку, и Джессика поспешно опустила свои длинные темные ресницы. Несмотря на это, она сумела уловить момент, когда Кастеляр наконец-то отвел взгляд. Ей даже показалось, что его бронзовая с оливковым оттенком кожа слегка порозовела на скулах, что было почти невероятно.

Но, как бы там ни было, этот небольшой дивертисмент ничуть не повлиял на результат переговоров. Кастеляр вел себя предельно вежливо, дипломатично, но и только. В ответ на приведенные Джессикой аргументы он заявил, что вполне понимает, почему они так настаивают на отсрочке. Не преминув выразить свое сожаление по поводу инсульта, который так несвоевременно вывел из строя владельца «Голубой Чайки», он с пониманием отнесся к тому, что Джессике необходимо время, чтобы освоиться в своей новой роли исполнительного директора компании. Он даже согласился с тем, что теперь, когда старый Клод Фрейзер, основатель «Голубой Чайки», не может по состоянию здоровья возглавлять дело, необходимо заново оценить возможности и авторитет компании, однако он не дал им ни одного конкретного обещания, не сделал ни одного предложения, которое Джессика и Кейл могли бы вынести на обсуждение своего совета директоров. С тем же успехом они могли вообще никуда не ездить.

Нет, подумала Джессика, если бы она осталась дома, если бы она не приехала в Рио, она не попала бы на эту дурацкую вечеринку и не страдала бы сейчас от шума, жары и прочих экзотических особенностей бразильского Карнавала.

Впрочем, как бы она ни притворялась, карнавальное безумие не оставило ее равнодушной. Джессика просто не могла не обращать внимания на обнаженные оливковые или шоколадные тела, на многоцветье красок, на эротические танцы, оценивающие взгляды и откровенные комментарии по поводу ее внешности и предполагаемых сексуальных привычек, которые сопровождали ее повсюду, куда бы она ни направлялась. Доносящиеся отовсюду звуки самбы, на которое ее тело откликалось помимо ее воли, беспокоили Джессику, заставляли кровь быстрее течь по жилам, и она ничего не могла с этим поделать. Желание кружиться под эти зажигательные ритмы, желание сбросить одежду и танцевать полуголой на одном из многочисленных помостов, украшенных яркими перьями, алыми и зелеными лентами и мишурой, становилось порой таким сильным, что лишь усилием воли Джессика заставляла себя сдержаться. Всякий раз в такие моменты, когда ей удавалось победить настойчивый зов тела, в ней нарастало ощущение, что она что-то теряет и что ее жизни недостает чего-то очень важного, но чего — этого ей никак не удавалось постичь. И в то же самое время всеобщая, ничем не сдерживаемая чувственность раздражала Джессику и заставляла ее постоянно хмуриться.

Чувственность… Эта сторона ее характера так долго оставалась невостребованной, что воздержание вошло в плоть и кровь Джессики, став ее второй натурой.