Тварец культуры   ::   Марчик Георгий

А что до того, если придется в интересах дела с ним, эээ, ммм, переспать, то тебя не убудет и мне останется. Ну, давай, покажи свое богатство…

— Да, кстати, — заметил он в то время как Раечка стаскивала трусики, — если начнешь с ним спать, не будь дурой и назначь таксу. Ну, скажем, две сотни в месяц.

— А если у нас любовь, — кокетливо сказала Раечка, натягивая на себя трусики и вертя при этом своим круглым задиком.

— За любовь тоже надо платить, — философски заметил Григорий Тихонович, хмуря свои густые, а ля Брежнев, брови. Я ухожу на похороны заслуженного мастера спорта. Бели кто будет спрашивать — скажи, что я в горкоме. Если будут звонить из горкома — не поднимай трубку; Гм, гм, что это я? Скажешь я в местной командировке.

Много лет Лысый трудился секретарем парткома НИИ, потом недолго — инструктором райкома. А два месяца назад был направлен главой Дворца культуры. На укрепление. Сомнений в том — справится ли — ни у кого не возникало. В том числе и у него самого. Главное держать четкую идейную линию, — считал он. — Остальное пустяки".

— Что это за эйферисты? — спросил он в один из первых дней на новом посту у впорхнувшей в его кабинет Раечки (она все время вертелась перед глазами), просматривая планы кружковой работы.

— Идиотики какие-то, — пренебрежительно отозвалась она. — Я однажды посидела — несут черти что…

Это сразу же насторожило Лысого. Он так и впился в нее глазами.

— В том-то и дело, что они болтают, а отвечать придется нам.

Рая, грациозно виляя бедрами, подошла к окну директорского кабинета и бережно поправила ровно висящую штору, как наши вожди поправляют траурные ленты на венках, которые они не покупали и не несли, а покупали и несли другие. И тут только этот толстолобый, с пуленепробиваемым бронежилетом на мозгах директор наконец-то заметил, какое сокровище вертится перед его носом.

— Эээ, — сказал он, вперив загоревшийся взгляд в ее круглый задик. — Ведь у тебя, моя дорогая, роскошная фигура. Как у элитной кобылки. Знаешь это?

— Не знаю, — улыбнувшись пухлыми невинными губками, Рая замерла с округлившимися глазками. Готово, этот на крючке. Рая вынашивала мечту стать инструктором-консультантом.

— Не знаешь?

— Не знаю.

— А ну, поди сюда. — Она подошла.

— Не знаешь? — повторил директор.

— Не знаю, — уверенно ответила Рая. — Откуда мне знать? Лысый отечески обнял рукой за талию молодую женщину.

— Да, — продолжал он, поглаживая бочек Раи и опуская руку все ниже и ниже. Фигурка у тебя что надо. Отличная фигурка. Редкая фигурка.

И тут вдруг Рая, немного напугав директора, как-то сексуально задрожала, задвигала вперед-назад задом, одновременно прижимаясь к нему низом живота. Директор однако быстро опомнился.

— Ну, ну, — пробормотал он. — Поосторожнее. Могут войти. Закрой-ка дверь.

Вот так у них началась эта «игра». Но вернемся к их последней беседе. Григорий Тихонович был настроен решительно. Невысокий, с набрякшей с похмелья рожей, похожей на морду старого бульдога он был преисполнен важности, надут важностью. Он сразу понял, что эти самые пресловутые «эйфемисты» не иначе как враждебно настроенная группировка, свившая свое гнездышко под крышей вверенного ему Дворца культуры.

Нет, не зря, напутствуя его, секретарь райкома по идеологии Олег Максимович призывал к бдительности: «За сорванный сеанс фильма мы с тебя не спросим, а за фильм, пропитанный ядом буржуазной идеологии, будешь отвечать по всей форме». Борьба с ядом буржуазной идеологии, психологии и морали была коньком секретаря. Где только он не находил этот зловреднейший из ядов, который, как утверждал он, содержится в той или иной дозе в каждой книге, каждом фильме, каждом спектакле. «Поэтому запомни — твоя первейшая сверхзадача бдеть. Эти сволочи так ловко маскируются, что кого хочешь проведут».