Укрощенная гордость   ::   Лэнгтон Джоанна

— Тогда иди, — небрежно бросил Франко, кратким движением махнув в сторону двери. — Не отнимай понапрасну у меня времени.

Полетт стиснула зубы, развязала пояс, скинула плащ и отшвырнула его в сторону.

— Ты сам пригласил меня сюда. Должна же я знать причину?

— Хотел на тебя посмотреть. — Сверкающие золотистые глаза пробежали по ее хрупкой фигурке, задержавшись на неожиданно полной груди при очень узкой талии и переместившись с оскорбительной холодностью ниже — к женственной округлости бедер.

Полетт всегда стеснялась своего тела. Ее роскошная фигура и пепельные, почти серебристо-белые волосы притягивали мужские взгляды, словно маяк. Но подобное внимание отнюдь не прельщало ее. Она была похожа на мать и, сознавая это, испытывала к себе нечто подобное презрению. Если бы не эта несчастная фигура и ненатурально светлые волосы, цвет коих, по иронии судьбы, был абсолютно натуральным, она ни за что бы шесть лет назад не привлекла внимания этого необузданного итальянца.

— Не хочешь выпить? — растягивая слова, спросил он.

— Нет, спасибо.

Франко наполнил свой бокал шампанским.

— Терпеть не могу поднимать тосты в одиночку, но понимаю, что в моем обществе ты прикасаться к вину не решишься, — иронично заметил он.

— И за что же ты поднимаешь тост? — проигнорировала она намек на вино, пытаясь во что бы то ни стало сохранить остатки достоинства.

— За твое вдовство, принесшее тебе свободу, — произнес Франко, выделяя каждое слово.

Полетт ошарашила прямота его ответа, жестоко напомнившего ей, что этот мужчина не привык держать себя в рамках приличия и, таким образом, не слишком уважает стандарты правил поведения.

— Мой отец…

Франко выпрямился во весь рост и, сверкнув глазами, предупреждающе поднял руку.

— Он обокрал меня и своих служащих. Нам об этом известно. Или ты все еще хочешь обсуждать эту тему?

— Какой же ты бессердечный! — воскликнула Полетт, внезапно выходя из оцепенения и рванувшись вперед в бессознательной мольбе. — Да, человек совершил ошибку… Большую ошибку, но…

— В тюрьмах полно людей, совершивших большие ошибки, — оборвал ее Франко. — Воровство? Жалкое грязное преступление, но вместе с тем чересчур обидное для меня.

— Об… обидное? — запинаясь, переспросила Полетт.

— Я ведь лишь ради твоего спасения тогда купил «Харрисон энджиниринг» по столь вздутой цене. Можешь назвать это жестом доброй воли по отношению к вашей семье…

— Доброй воли? — Полетт посмотрела на него с выражением нескрываемого недоверия, и непроизвольный смех сорвался с ее губ. — Не знаю, что такое добрая воля. Но это — шантаж. Ты хотел надавить на меня, играя на финансовом положении нашей семьи…

— Я лишь продемонстрировал, что всегда забочусь о своих людях, — отрезал Франко.

— Своих? — повторила она со злостью. — Я никогда не была твоей!

Его густые черные брови взлетели вверх.

— Ты стала моей с того самого момента, когда наши глаза впервые встретились, но ты оказалась слишком глупа и трусливо бежала от правды…

— Как ты смеешь!

— А как смеешь ты приходить туда, где мы вместе лежали в постели, и отрицать то, что произошло между нами? — заявил Франко с нескрываемым презрением.

Ей захотелось наотмашь ударить его, закричать, но она не могла позволить ему довести себя до истерики.

— Мой отец… — настойчиво повторила она.

— Был практически моим доверенным лицом, — прервал ее Франко. — Я дал ему полную автономию руководить компанией, которая, кстати, ему уже не принадлежала, и в ответ я ожидал преданности, а не воровства.

— Он может продать свой дом и выплатить все до последнего пенни! — выкрикнула со злостью Полетт. — Этого тебе не достаточно?

— Ваш дом уже дважды заложен.