Желанная   ::   Дивайн Тия

Особенно ее, материнской.

«Такой же, как Вернье». И совсем на него непохожий – скорее похожий на ее дальних предков. Отец ее был таким же худым, с высокими скулами, с темными кругами под глазами, чувственным ртом со скорбными складками в уголках и блестящими черными глазами, от которых ничто не могло ускользнуть. И еще эти выразительные брови – четкий индикатор эмоций. А манера держаться? Словом, ей порой казалось, что ее отец ожил. Его руки, волосы, теперь, как у отца, подернутые сединой.

– Где ты пропадал, мой мальчик? – спросила она, стараясь не замечать того, что он видит, как она им любуется. – Впрочем, не важно. Ты все равно опоздал и ничего уже не поделаешь. Я не нуждаюсь ни в чьей помощи. Ни в чьей, – с нажимом повторила мать. – Садись. Тул, принеси стул для господина Ратледжа.

– Слушаюсь, мэм, – почтительно сказал Тул и принес большой стул с жесткой спинкой.

Ратледж сел.

Она смотрела на него в упор.

– Ты мог бы не приезжать.

– Я не мог остаться.

– Это убило меня.

– Я был уже достаточно взрослым. Вернье хотел, чтобы я ему не мешал, и он был прав. Ты не могла бы остановить его, да и никто не мог. Самое лучшее, что можно было сделать, это уйти.

На лице женщины отразилась мука, но она сумела взять себя в руки. Оливия никогда не плакала на людях.

– Все в этом мире следует своему циклу, – загадочно произнесла она. – Твой отец мертв, Клей ни на что не годен, а ты промотал те двадцать лет, что мог бы отдать Бонтеру. Теперь я жалею, что мое письмо нашло тебя. Лучше бы ты никогда не возвращался.

Флинт встал.

– Я могу уехать сейчас. Очевидно, здесь нет ничего, что бы... – Увы, сейчас он не был в этом так уверен.

Однако ее колкости и недвусмысленно выражаемое неодобрение теперь не могли подействовать на него столь же губительно, как это было раньше. Он выработал иммунитет.

– Не уходи! – слова сорвались с ее губ. Во взгляде был испуг, словно она хотела затолкать слова обратно в глотку. – Не уходи, – повторила она, на сей раз, взвесив свои слова. По-видимому, у нее была серьезная причина попросить его об этом.

– Как пожелаешь, – холодно ответил Флинт.

– Я хочу знать, – начала Оливия и вновь замолчала. Она никогда не умела просить, как не могла позволить себе ни малейшего проявления той огромной радости, что испытывала от возвращения старшего сына. – Нам надо поговорить, – наконец сказала она. – Нам надо поговорить. Ты мог бы остаться на пару дней, может, на неделю?

Гостеприимная мать, которая не могла отказать гостю. Гостя надо принять и развлечь – так положено, и в этом смысле ничего не изменилось. Сплошным потоком будет литься вино, на стол будут подносить все новые кушанья. Вернье умер, и Клей, вероятно, не сможет его заменить, но лицо надо держать.

Флинт почувствовал укол жалости. Того чувства, что когда-то его мать умела подавлять мгновенно. Она постарела, но характером оставалась все той же.

Он не мог ей сказать «нет».

С третьего этажа, на котором располагалась ее комната, Найрин могла обозревать сады Монтелета. Она видела, как Дейн направилась к конюшне. Найрин чувствовала удовлетворение. Кузина шла тем же маршрутом, что и каждое утро. Приятно, когда люди всегда оказываются на том самом месте и в то самое время, как ты ожидаешь их увидеть.

Найрин была приятна мысль о том, что ей никуда не нужно спешить. Такая роскошная жизнь! Она и мечтать не могла об этом год назад.

Иногда предсказуемость спокойной и сытой жизни начинала действовать на нервы. Недостаток ощущений Найрин вполне восполняла тем, что мучила и дразнила отца Дейн, – это занятие приносило ей все необходимое для приятного существования возбуждение.