Женщина в сером костюме   ::   Дарси Эмма

А кокетничать с ним она не собирается!

Подумаешь, магнетический взгляд!

Поезд остановился у станции Уоллстоункрафт. Энн вскочила и стала проталкиваться к выходу. Она успела выйти на платформу за секунду до того, как захлопнулись автоматические двери. Чуть не проехала свою остановку! И все оттого, что мысли ее были заняты Филдингом.

Но все равно все замечательно! Это не шутка — личный секретарь Мэтью Филдинга.

Энн не чувствовала знобящего зимнего ветра. Горячая волна радости пронесла ее по дорожке к дому. Она поднялась на лифте и вошла в квартиру. С любовью окинула взглядом фотографии матери, и вдруг на глаза у нее навернулись слезы.

— Мама, сегодня у меня счастливый день, — сказала она, стараясь не поддаваться слабости.

Она подошла к столу и взяла в руки свою любимую, сделанную ею самой фотографию матери, с которой Шантенель улыбалась ей доброй теплой улыбкой — улыбкой матери, а не звезды телевизионного экрана.

— Я им отплатила и за тебя, мама, — тихо проговорила Энн, глядя на прелестное лицо.

Ее охватила щемящая грусть. Шантенель хотела, чтобы ее все любили. Молодые любовники были доказательством того, что возраст не имеет над ней власти. Что она остается красивой, желанной, обольстительной. Как-то, смеясь, она бросила фразу, что с годами мужчины киснут, — ту самую, что Энн повторила Филдингу. Но вот она, Шантенель, никогда не закиснет!

Энн ненавидела мир, в котором вращалась Шантенель, но, несмотря на это, очень любила мать. Та всегда желала добра людям, всегда думала о них хорошо. Она жила в мире своих фантазий, цеплялась за них наперекор рассудку и действительности, но для дочки у нее всегда находились время и огромный запас нежности и любви.

Энн вовсе не стыдилась матери. Шантенель была честным и добрым человеком и, кроме себя самой, никогда никому не причинила зла. Но Энн стыдилась ее позорной смерти. В памяти людей она осталась как наркоманка, растленная женщина. А на самом деле все было совсем не так. Шантенель свела в могилу очередная глупая ошибка — и ее доверчивое сердце. Ее желание жить радостной, красивой жизнью. Но никто этого не понимал. Никто, кроме Энн.

Она глубоко вздохнула и поставила фотографию на место. Потом машинально включила магнитофон. Любовь к музыке сближала ее с матерью. Музыка дарила ей радость и утешение, скрашивала ее одиночество.

Но сегодня у Энн не было причин для грусти, сегодня она праздновала победу и душа ее пела от счастья. И она выбрала кассету с записью модного мюзикла, которую недавно купила, вставила ее в магнитофон и под звуки увертюры, пританцовывая, прошла в спальню.

Затем аккуратно повесила в шкаф серый костюм, в ванной бросила в корзину с грязным бельем белую блузку, надела свой любимый шелковый халат, на котором весело алели маки, и направилась в кухню, готовить себе ужин.

Зазвучала вступительная песня, и Энн стала ей вторить. Она знала наизусть весь текст либретто и любила подпевать магнитофону, получая от этого большое удовольствие.

Иногда она завидовала певцам и спрашивала себя, не сделала ли она ошибки, отказавшись идти по стопам матери. Может быть, не следовало рвать с миром, в котором жили ее родители? Но этот мир убил сначала ее отца, потом и мать. Это слишком ненадежная, беспокойная жизнь: то взлетаешь на гребень успеха, то падаешь в бездну неудач. Там нет ничего прочного и устойчивого.

По крайней мере на избранной ею стезе успех зависит только от ее способностей. А способности у нее есть. Она докажет Мэтью Филдингу, что женщина способна на большее, нежели ублажать его в постели или мечтать о том, чтобы он допустил ее к себе в постель.

Энн перестала петь и упрямо сжала губы. Нет уж, она не позволит, не допустит, чтобы физиологические потребности как-то отразились на ее работе.