Змей-искуситель   ::   Смит Дебора

Очень тонкая линия разделяет публичный успех и личный стыд. Тем из нас, кому есть что скрывать, приходится тратить куда больше сил на то, чтобы не переступить эту черту, чем нам самим хотелось бы признать.

Итак, в тот знаменательный день в одной из комнат Белого дома я поняла простую истину. Порядок в мире существует не благодаря политике, деньгам, армиям или религии, а благодаря способности простых людей защитить все самое дорогое для них и сохранить неприкосновенными легенды, окружающие их жизнь. И вооружены эти люди только тем, чем зарабатывают себе на жизнь. В моем случае этим оказались яблоки.

Позже я устало шла по одному из коридоров Белого дома, который мы все знаем по фотографиям в журналах и документальным фильмам. Кстати, особняк намного меньше, чем кажется на экране, но производит намного более сильное впечатление. Мои каблуки стучали слишком громко. Мне казалось, что даже воздух, пропитанный величием, давит на меня. Сама История шептала мне: «Хаш, отправляйся домой зализывать раны, начни все сначала, и пусть тебя исцелит добрая плодородная земля, политая твоими слезами».

Я прошла по вылизанной дорожке, закрытой для туристов, чувствуя мягкое тепло зимнего солнца. Охранник у ворот возле Южной лужайки спросил меня, словно я проходила мимо тысячу раз:

— Я могу вам чем-то помочь, миссис Тэкери?

У славы, какой бы нежеланной или косвенной она ни была, есть свои преимущества.

— Мне бы не помешал носовой платок, — ответила я, потому что мне хотелось стереть кусочки яблока с джинсов и красного блейзера, но он протянул мне целую пачку бумажных платков.

С точки зрения охранника Белого дома, Хаш Макгиллен Тэкери из округа Чочино, штат Джорджия, заслуживала целую упаковку бумажных носовых платков. Мне следовало бы чувствовать себя польщенной.

Оказавшись на улице, я вложила два пальца в рот и свистнула, подзывая такси. Машина повезла меня в больницу Бетесды, штат Мэриленд, врачи которой в 1950 году скрыли, что у президента Эйзенхауэра проблемы с сердцем, а в 1980-м не сделали достоянием гласности тот факт, что у президента Рейгана поехала крыша.

Это было отличное место, предназначенное для того, чтобы скрывать семейные неприятности президентов от остального населения страны.

При помощи агента секретной службы, который еще не слышал о том, в кого я швырнула гнилым яблоком, я пробралась через толпу репортеров и вошла в одиночную палату, где лежал Ник Якобек. Он спал чуть крепче, чем полагается при обычном сне. Его грудь и живот перетягивали бинты, скрывавшие длинные швы. К руке тянулась трубочка от капельницы с мягким наркотиком, которую он отшвырнет к чертовой матери, как только откроет глаза. Я села у постели и взяла его за руку.

Все в один голос уверяли меня, что Якобек не принесет мне добра. Какой-то подозрительный чужак — не старый приятель и не бизнесмен с Юга, не один из нас. Человек, ни разу не взявшийся за мотыгу, не продавший ни одного бушеля яблок и не пивший бурбон у костра под луной в сезон охоты. Человек, знавший множество способов, чтобы умереть, но не умеющий жить. Человек, окруженный таким количеством слухов и тайн, что даже президент не смог спасти его репутацию. Все говорили, что Хаш Макгиллен Тэкери не падет так низко и не полюбит такого человека, — после того, как она любила своего замечательного мужа.

«Я пришла, чтобы сказать тебе, Ник, что я полюбила тебя и что мой муж не был таким уж замечательным. Я не должна была полюбить тебя, но так уж вышло».

— Дело не во мне и не в тебе, — прошептала я Якобеку. — Просто люди должны расти там, где появились на свет. Это последнее правило садовода, которое я тебе цитирую, пока ты сам не попросишь меня вспомнить что-нибудь еще. Если попросишь и когда попросишь.