Золотая чаша   ::   Плейн Белва

О чем она думает, когда вот так смотрит на своего мужа? Что испытывает, вспоминая то утро, когда мы с ней словно сошли с ума? Погруженный в мысли он продолжал неподвижно сидеть за рулем своего шикарного автомобиля, на который то и дело бросали оценивающие взгляды проходящие мимо мужчины.

Может, действительно, дело лишь в том, что ты молод, здоров и кровь в тебе играет? Может, только поэтому ты и не можешь устоять перед соблазном? Особенно, когда плод запретный, и ты вынужден ото всех скрывать свою страсть. Как скрываешь дыру в своем носке под блестящей кожей нового ботинка.

Там наверху, за одним из этих окон, Анна, должно быть, готовит сейчас ужин. Муж, вероятно, играет с мальчиком. Интересно, удалось ли им купить тот дом, о котором говорила Анна? Парень, судя по всему, явно стремится достичь многого. Надо отдать ему в этом должное. Он уже сейчас думает о будущем ее и ребенка.

Господи, как можно вот так просто войти и разбить сердце человека и его надежды? Как можешь ты это сделать, Пол? Забрать у него его дом… забрать его ребенка… маленького мальчика, как Хэнк… Господи!

Пол опустил голову на руки; затем, вспомнив, где он находится и понимая, что такая поза несомненно привлечет к нему внимание, он заставил себя завести машину и отъехать. Почувствовав, что на лице у него застыла болезненная гримаса, он постарался придать ему нормальное выражение. Ветер слегка охладил его пылающие щеки.

О, какая каша! Хенни и Дэн; Лия и Фредди и Хенни; Анна и…

Анна никогда на это не пойдет. Она не сделает такого безумного шага, не обратит в хаос достигнутый порядок. Как же хорошо он ее знал! У него было такое чувство, что он способен даже читать мысли Анны.

Итак, все это было не более, чем временным помрачением рассудка.

Нет, Анна, нежная, прекрасная Анна, мы не принадлежим в этой жизни друг другу.

Он поставил машину в гараж и направился к дому. Мими, очевидно, только что вошла. Она еще даже не сняла своей шляпы. С одного боку на шляпе торчало похожее на метелку перо, и оно чуть не выкололо ему глаз, когда Мими его поцеловала.

– Как прошел день? – спросил он.

– Хорошо. Хотя без тебя было скучно. А у тебя?

– Отвратительно.

И он рассказал ей о Хенни и Дэне.

– Мне очень жаль, дорогой. С тех пор, как ты возвратился, тебе уже пришлось столкнуться со столькими проблемами. Фредди, эта размолвка у Хенни с Дэном. Я знаю, как ты их обоих любишь. Мне жаль, дорогой. Но я надеюсь, у них все наладится.

Ее щеки от ветра разрумянились, и это очень ей шло. Она казалась такой хрупкой сейчас, с нежным, как у ребенка, румянцем и широко распахнутыми, с тревогой за него, глазами. Он легко мог представить себе, как она будет выглядеть, если он сделает что-то, что глубоко ее ранит.

– Казалось бы, – проговорила она, качая головой, – казалось бы, война должна была хоть чему-то научить нас всех, и однако этого не произошло.

– Чему, например?

– Относиться лучше друг к другу, – ответила она просто.

Что-то словно ударило его в самое сердце, и он воскликнул:

– О, Мариан, дорогая моя девочка! Я никогда не причиню тебе боль!

Она взглянула на него с удивлением.

– Боль? Конечно же, ты этого никогда не сделаешь. Нет-нет, никогда. Моя первая любовь. Твои косички, свисающие над учебником по алгебре. Голубые ленты на твоем платье, кружащиеся вместе с тобой в танце. Твоя вуаль невесты и букет, дрожащий у тебя в руках.

Он прижался щекой к ее волосам.

«…Живи, дабы могли жить твои дети…»

Эти слова из древней священной книги словно вдруг вспыхнули у него в мозгу. Сей хлеб и строй дома, они означали. Живи в мире. Исцеляй. Не причиняй боли. Всему, что рождено под солнцем, давай возможность жить и процветать, и не нарушай покоя.



ГЛАВА 12



Именинный торт стоял на столе между двумя хрустальными вазами с желтыми нарциссами.