Золотой мираж   ::   Майкл Джудит

— Ну, как я сказал, он… — Дэвид снова поднял глаза и осознал, что она совсем не с ним говорит. Она глядела на свою мать. Смутный, блуждающий взгляд в ее глазах исчез, она сфокусировалась на Клер, ожидая, что же та скажет.

— Он пытался причинить тебе боль, — ответила Клер немедленно. Она думала об этом моменте и заранее решила, что говорить. — Чтобы ты напугалась и никому не рассказала о тех записках, которые видела.

— Но что он сделал?

— Он положил «Хальсион» во что-то, что ты пила за ужином. Достаточно, чтобы ты заболела.

— Но ведь ты думала, что я умираю.

— Я не знаю, Эмма… Дэвид посмотрел на Алекса:

— Ты сказал мне не говорить об этом. Когда я показал тебе статью в газете…

— Это было в газете? — спросила Эмма. — И что там говорится?

— Что это было покушение на убийство и его поэтому вряд ли выпустят под залог.

— Довольно, Дэвид, — сказал Алекс.

Клер села на подлокотник кресла Эммы. Она обвила ее рукой и обняла.

— Он сказал, что сделал это для того, чтобы ты заснула.

— Но вы в это не верите. Вы думаете, что он пытался меня убить. Вы никогда его не любили.

— Это не означает, что я уверена в том, что он пытался тебя убить. Я думаю, он пытался тебя запугать.

— Ты никогда его не любила. Ты поняла его лучше, чем я. Он хотел, чтобы я умерла. Он сказал, что ненавидит меня. И я сказала что-то… я сказала ему… ой, почему я не могу вспомнить? Что-то о погибели. — Она поглядела вдаль. — Что он все погубил. И там был официант; я сказала ему, что закончила. И убежала. Я упала снаружи, и кто-то помог мне встать.

— Ты сказала нам, что не принимала таблеток в ту ночь, — сказала Клер. — Мы спрашивали тебя, в больнице, и ты все время давала один и тот же ответ. Что ты не принимала таблеток.

— Да. Зачем мне было? Они были только для того, чтобы помочь мне спать, а мы были на ужине. И я была счастлива. Брикс любил меня… — По ее щекам побежали слезы. Дэвид выхватил носовой платок и вложил ей в руку, сжав пальцы. Она взяла его, но даже не попыталась стереть слезы. Прижавшись к матери, она втиснулась ей на колени. Затем подняла глаза и встретилась взглядом с Клер.

— Он хотел, чтобы я умерла. Как же такое случилось? Клер покачала головой:

— Не знаю. Некоторые люди способны на дурные поступки. Другие нет. И неважно, насколько ты любишь человека или как ты стараешься доставить ему приятное внутри него есть кое-что, чего ты не можешь коснуться. И кое-кто способен на зло и не может контролировать свою ярость, он вне досягаемости людей, которым он небезразличен, даже когда он ведет себя спокойно, может быть даже когда любит.

— Я не знала, что он такой, — прошептала Эмма.

— Может быть, он сам про себя этого не знал.

— А где он?

— Он арестован; он признался, что положил «Хальсион» тебе в напиток, поэтому его отказались выпустить под залог. Я не знаю, что с ним случилось дальше.

— Он в тюрьме? — Да.

— Он же ненавидит это.

— Уверена, что ненавидит. Слезы Эммы перестали течь:

— Может быть, он вообще не способен любить. Это так же, как если бы он не мог ходить без помощи, если бы у него недоставало ноги, или брать что-то в руки, если у него не было бы пальцев, так что, может быть, чего-то недостает внутри него, и он не может любить. Просто не может. Он как калека.

— Думаю, это так и есть, — сказала Клер; ее сердце болело за Эмму, за то, что она не смогла вызвать у Брикса такую же любовь, которую она сама ему давала, не смогла превратить его в человека, которого рисовала в своем воображении.

Эмма кивнула:

— Он был такой хороший… иногда.

И это, подумал Алекс, эпитафия Эммы Бриксу Эйгеру.

В комнате надолго установилась тишина. Затем Ханна встала и начала собирать посуду:

— Я собираюсь сварить еще кофе. И еще у нас есть шампанское.