Александр Суворов   ::   Григорьев Сергей Тимофеевич

И это действует на солдат. Позиция взята.

Интересна рассказанная автором легенда о живой воде, которой окатывал себя в Италии Суворов, чтобы не забыть о живительной русской ключевой воде.

Но образ Суворова в сознании солдат дан писателем в плане героическом. Вот что рассказывает старый солдат о штурме турецкой крепости Туртукай.

" - Однако так ли, сяк ли, - говорит Суворов, - Туртукай надо брать. Много ли турок?" - "Да вшестеро против нашего". - "Что скажете, богатыри?" - спрашивает Суворов молодых. Те мнутся: "Маловато-де нас". Тогда он ко мне самолично: "Помнишь, что Первый Петр турецкому султану сказал? Объясни-ка молодым". А вот что, товарищи, было. Хвастал перед Петром турецкий султан, что у него бойцов несметная сила. И достал султан из кармана шаровар пригоршню мака: "Попробуй-ка сосчитай, сколько у меня войска". Петр пошарил у себя в пустом кармане, достает одно-единственное зернышко перцу да и говорит:

- Мое войско не велико,

А попробуй раскуси-ка,

Так узнаешь, каково

Против мака твоего".

И Туртукай пал.

Повести "Александр Суворов" и "Малахов курган", написанные в предвоенные годы, полны глубокой веры в силы народа, его беззаветной любви к родной земле.

Юный герой повести "Малахов курган" - сын офицера Могученко, Веня, во многом похож на своего сверстника Сеньку из повести "Архаровцы", который тоже совершает настоящий подвиг и получает "взаправдашнюю" медаль.

С той же игры, что и для "архаровца" Сеньки, начинается служение родине для севастопольца Вени, как только к Севастополю приближается вражеский флот из тридцати пароходов и множества кораблей.

"...Веня уловил маневр коварного врага" - так начинает Григорьев описание этого эпизода. Затем мальчик, приставив кулак рупором ко рту, кричит комендору, который, конечно, не может его услышать на судне:

" - Носовое!.. Бомбой пли!.."

Словно повинуясь команде Вени, комендор стреляет.

"Рыгнув белым дымом, мортира с ревом прыгнула назад. На чужом пароходе рухнула верхняя стеньга на первой мачте. Чужой фрегат убрал паруса, но не успел повернуться для залпа, как Веня скомандовал:

- Лево на борт! Всем бортом пли!.."

И эта команда Вени оказывается правильной и поэтому совпадающей с действиями комендора.

"Владимир" повернул и дал залп всем бортом. Веня приставил кулак к левому глазу зрительной трубой и увидел: чужой сделал поворот и, не дав залпа, пошел в море, держа к весту.

- А, хвост поджал! Струсил! Ура, братишки! Наша взяла! Ура!"

Повесть "Малахов курган" С. Григорьева показывает беспримерный героизм защитников Севастополя, патриотизм и мужество русского народа, которые в грозные годы проявились в полную силу.

Я помню Сергея Тимофеевича грузным высоким человеком, с серым веником бороды, по-стариковски сморщенным носом и грустным взглядом задумчивых глаз, иногда вспыхивающих озорным блеском за стеклами старомодных очков.

Он имел обыкновение, прощаясь с собеседником, отдавать по-военному честь, произносить короткое словечко "чик" и тут же с улыбкой пояснять: "Честь имею кланяться".

Помню такой случай. В годы Великой Отечественной войны Сергей Тимофеевич написал для Военно-морского издательства повесть об адмирале Макарове ("Победа моря" - так называется ее вариант для детей). В издательстве рукопись прочел строгий рецензент - контр-адмирал и указал автору на некоторые военно-морские неточности: корабли-де не "плавают", а "ходят", а парус яхты не "клонится", а "ложится", и тому подобное.

Сергей Тимофеевич, ознакомившись с отзывом, размашисто наискось начертал: "Не согласен". И подписался: "В и ц е-а д м и р а л С. Г р и г о р ь е в". С точки зрения моряков-редакторов, это было недопустимым озорством и нарушением устава. Но Григорьев был человек штатский и любил пошутить.

С. Т.