Авиаторы об авиации   ::   Галлай Марк Лазаревич

Простая игра в орла или решку еще не

превратится в подвиг, даже если ставка в ней будет на жизнь или смерть.

Война — это не подвиг. Война — болезнь. Вроде тифа».



Казалось бы, в этих словах — четкая позиция пацифиста. Но, оказывается,

только в словах.



Как только начинается вторая мировая война, Экзюпери решительно меняет точку

зрения: «Нужно, чтобы то, за что умираешь, стоило самой смерти», — говорит

он. И не ограничивается декларациями, а предпринимает все возможные шаги,

использует все связи, лишь бы добиться назначения на летную боевую работу в

действующую армию. В письме к подруге он пишет: «Когда в Провансе (на родине

автора. — М. Г. ) лесной пожар, все, кто не сволочь, вооружаются

ведром воды и киркой. Я хочу участвовать в войне во имя любви к людям... Я не

могу не участвовать...» В другом письме, относящемся к тому же времени, Экзюпери

говорит: «Ты хорошо знаешь, что я не люблю войну, но для меня невыносимо

оставаться в тылу, когда другие рискуют жизнью».



И сорокалетний летчик добивается своего: получает назначение в эскадрилью

разведчиков — ту самую эскадрилью 2/33, которая летом сорокового года за

три недели боев потеряла семнадцать экипажей из двадцати трех!



«Есть ли смысл обрекать на гибель экипаж ради сведений, которые никому не

нужны и которые, даже если кто-нибудь из нас уцелеет и доставит их, никогда и

никому не будут переданы?» — спрашивает Экзюпери. Но спрашивает уже потом,

в «Военном летчике», а пока боевые действия продолжаются — воюет. Воюет

так, что командир части майор Алиас говорит: «Он не отвиливает ни от какого

риска. Всегда впереди! Всегда готов на все!» — и с сожалением добавляет:

«Но не могу поручить ему командование эскадрильей. Представляете, что бы он

потом писал в рапорте!» Кстати, как показывает опыт войны — и не только во

Франции, — это почти правило: лучше всего воюют не те, кто в мирное время

больше всего говорил о своем горячем стремлении громить врага, а те, кто видел в

войне тяжелое, страшное, кровавое, но неизбежное дело, которое никто вместо

них — ответственных за судьбу своей семьи, своих друзей, своего

народа — не сделает.



После разгрома Франции, находясь в эмиграции, Экзюпери продолжает упорно

стремиться к тому, чтобы воевать против фашистской Германии с оружием в руках.

Много раз израненный, уже в немолодом для летчика возрасте, при всех своих

разногласиях с руководством французской эмиграции (достаточно сказать, что

последние публицистические произведения писателя были под запретом на

территории, подвластной генералу де Голлю) — он добивается назначения в ту

же эскадрилью 2/33, в которой четырьмя годами раньше начинал воевать. Теперь он

видит в этом полный смысл, видит единственную возможность реально помочь

освобождению своей страны.



31 июля 1944 года Экзюпери не вернулся с боевого задания. Война в конечном

счете оказалась для него — как и для многих миллионов других людей —

не «суррогатом», а подлинным подвигом, в самом полном и высоком смысле слова.



Бывший пацифист погиб бойцом...



Открывая жизнеописание мастера художественного творчества — писателя,

художника, скульптора, — ощущаешь порой некоторое сомнение: нужно ли еще

что-то рассказывать о человеке, который сам сказал все, что мог и что хотел, в

своих произведениях. Иногда кажется даже, будто углубление в подробности его

жизни может, вопреки элементарной логике, не только не расширить, но, напротив,

в чем-то ограничить, деформировать, увести в сторону наше представление об этом

человеке. Недаром Экзюпери сам заметил в одном из своих писем: «Ищите меня в

том, что я пишу».



И все-таки, чем больше мы любим писателя, чем сильнее берут нас за душу его

книги, тем больше хочется знать о нем самом, его жизни, его человеческом облике.