Большая судьба   ::   Федоров Евгений

А вот камни-самоцветы. Так и горят, так и переливаются огнями. Любуйся: тут рубины, сапфиры, яхонты, вишневые шерла*, а вот аметист, горный хрусталь. Много есть диковин на Урале. Есть там целые горы из железа и медной руды. И платина, и золото! Дивен Урал!

_______________

* Ш е р л - разновидность турмалина (ценного минерала.).

Чайковский улыбнулся другу:

- В давние годы русский рудознатец Ерофей Марков впервые в нашей земле, на Урале, отыскал золото. И Михайло Васильевич Ломоносов воздал сему должное; так возрадовался, что оду написал. Послушай:

И се Минерва ударяет

В верьхи Рифейски копием,

Сребро и злато истекают

Во всем наследии твоем.

Плутон в расселинах мятется,

Что Россам в руки предается

Драгой его металл из гор,

Который там натура скрыла...

- Рифеи - так в древние времена наш народ величал Урал. Ломоносов верил, что русские не в сказке, а въяве добудут богатства из недр земных на удивление всему свету и на устрашение врагам России!

Аносов ласково обнял друга за плечи. Заглядывая Чайковскому в глаза, сказал сердечно:

- Илюша, прекрасны твои слова. Ломоносов - наша краса и гордость! Мы все пойдем по его пути! Он написал для нас, русских металлургов, свои "Первые основания металлургии, или рудных дел". Это - евангелие для российских горщиков. Только Михайло Васильевич создал подлинную науку о недрах, как и где находить металлы и минералы!..

- Врешь, Аносов! - резким голосом закричал долговязый, с белесыми глазами кадет. - Врешь! - зло повторил он. - Ничего ваш Ломоносов не создал. Он сам учился в нашем Марбурге!

- Эк, куда хватил! - усмехнулся Чайковский и горячо продолжал: Эдуард, как тебе не стыдно, ты говоришь неправду! Великий русский ученый Михайло Васильевич Ломоносов многое дал науке!

- Верно, верно, Чайковский! - подхватили кадеты.

- Во-первых, я не просто Эдуард, а фон Гразгор, и мой дедушка в Прибалтике имел собственный фамильный замок. Во-вторых, за дерзость я приглашаю вас драться на шпагах! - крикнул долговязый кадет.

- Погоди, лозоискатель, никто с тобой драться не будет! - усмехнулся Аносов. - Величие Ломоносова доказано великой любовью к нему нашего народа!

- Ты не смеешь меня звать лозоискатель! Я буду настаивать на вызове! - побагровел фон Гразгор.

- Не шуми! Сам знаешь, братец, - где, как не у вас, отыскивают руды лозой! - спокойно сказал Чайковский, и на лицах столпившихся кадет заиграли улыбки. - Разве тебе не известно, дорогой, что ваши горные ученые берут ореховый прут-вилку и, пользуясь колебанием сего зажатого прута, ищут месторождение руды? Погоди, впрочем; о сем сказано и у Ломоносова... Павлуша, дай-ка мне! - он взял у Аносова книгу. - Послушайте, братцы! обратился он к товарищам и с легкой иронией стал читать:

- "Немало людей сие за волшебство признают, и тех, что при искании жил вилки употребляют, чернокнижниками называют. По моему рассуждению, лучше на такие забобоны или, прямо сказать, притворство не смотреть, но вышепоказанных признаков держаться, и ежели где один или многие купно окажутся, тут искать прилежно". Вот что с Запада занесли горные мастера, лозовую вилку, а Михайло Васильевич Ломоносов завещал нам тщательно наблюдать окраску воды, цвет земли, характер растительности, обломки камней при ручьях и реках. Он сказывает в сем труде: "Ежели тех камней углы остры и не обились, то можно заключить, что и сами жилы неподалеку". Вот оно как!

- Он врет! Всё врет! - продолжал кричать Гразгор и, сжав кулаки, пошел на Чайковского.

Кругом зашумели...

- Что за крики, господа! - неожиданно раздался решительный голос, и на пороге появился Захар. - Кажись, Остермайер идет! - оглядываясь, выпалил он. Все сразу притихли.