Борьба за Дарданеллы   ::   Мурхед Алан

Но серый цвет формы был фоном ранних лет карьеры Кемаля. Он не обладал чутьем Энвера, его быстротой и спонтанностью. Ему не хватало таланта идти на компромиссы и переговоры. Презирая мнение других и не терпя чьей-либо власти, он, видимо, каким-то образом оказался в плену собственного мышления. Он ожидал шанса, который так и не представился, а тем временем другие с легкостью обгоняли его.

Начиная с 1909 года Кемаль постоянно находился в тени Энвера. Он участвовал в революционном марше того года на столицу, но оставался на втором плане, занимаясь вопросами армейской администрации, а Энвер тем временем крушил баррикады. Кемаль служил под началом Энвера в Триполийской кампании и в Балканских войнах. Он даже присутствовал при триумфе Энвера в Адрианополе. На любом этапе они ссорились, хотя оба были готовы к этому, поскольку в то время, как Кемаль был гениальным командиром, Энвера следует рассматривать как одного из самых глупых и вредоносных генералов, когда-либо живших на земле. Неясно, изучал ли Энвер основы военного дела, извлекал ли опыт из тех ужасных поражений в боях, которые он столь уверенно планировал. На протяжении всех этих лет хаоса Кемалю была суждена горькая участь — получать приказы от этого человека.

К 1913 году Кемаль достиг низшей точки своей карьеры — он стал безработным подполковником в Константинополе, а Энвер взлетел далеко вверх. И все же не было даже признака того, что вскоре произойдет резкий переворот в их судьбах, и никто даже в безумных мечтах не воображал, что спустя полвека имя Кемаля станут с благоговением произносить по всей Турции, что каждый школьник будет помнить наизусть мрачные черты его лица, его суровый рот и его утомленные глаза, а его блистательный соперник окажется забыт. Примечательно и то, что им обоим предстояло прожить грядущие пять лет.

Младотурок окружала ненависть. Их ненавидели старые политиканы режима Абдул Гамида. Их ненавидели армейские офицеры, которых отправил в отставку Энвер, и, помимо всего прочего, их ненавидели и боялись этнические меньшинства в Константинополе: армяне, греки и, в некоторой степени, евреи. Любая из этих группировок сделала бы все, что угодно, согласилась бы на любое иностранное владычество в Турции, лишь бы лишить младотурок власти.

Однако в тот период Талаат, Энвер и их друзья сохраняли за собой контроль и намеревались удержать его ценой любой жестокости или торговли.

* * *



Таковы были молодые люди, которые в августе 1914 года выставляли Турцию на аукцион, а им противостояли — возможно, точнее будет сказать, их поощряли — профессиональные западные дипломаты, предлагавшие цены. В отличие от младотурок, люди из иностранных посольств в Константинополе были вовсе не новичками. Там все было четко определено и расписано. По внешнему виду можно было узнать посла, драгомана (политического советника), военного атташе, главу архива и толпу секретарей точно так же, как известно, что это за шахматная фигура и какие ходы она может сделать. Все было в порядке, и различные нации можно было так же легко отличить, как красное от черного.

И все же по крайней мере в одном отношении посол 1914 года отличался от своего коллеги сегодняшнего дня: он обладал большей властью и много большей свободой действий. Не так часто случалось, чтобы он оказывался в тени международных конференций, которые сейчас созываются каждую вторую неделю, а его работа не проверялась постоянно кабинетом министров и приезжими политиками с Родины. Для него могли готовить краткий обзор-анализ, но интерпретировал его посол сам. Дорога из Западной Европы до Турции занимала много времени, а приближающаяся война сделала Константинополь в два раза более удаленным.