Превратности судьбы. Часть I   ::   Анисов Михаил

Ирина Анатольевна ушла на кухню, Сережа терся около брата, а Леонид отправился в спальню и бухнулся на кровать, не раздеваясь и не разуваясь. Это была небольшая комнатка, где стояла одна кровать и огромный дедовский сундук, который хозяйка запирала на замок и никого к его содержимому не допускала.

– Мальчики! Кушать, – позвала хозяйка из кухни. Малыш дул на ложку, обжигался, снова дул, но не позволял матери кормить себя – любил самостоятельность. Остальные молча хлебали суп. Алексей, насупившийся и угрюмный, быстро опорожнял тарелку. А мать, задумавшись, больше водила ложкой по дну тарелки, чем ела.

– Алеша, позови отца, – не выдержала Ирина Анатольевна.

– Да ну его, – буркнул старший сын.

– Позови, сказала же! Человек с работы, голодный, – настаивала на своем мать.

– Вот так всегда, он ее лупит, а она его жалеет, – с досадой ответил Алексей и поднялся.

Леонид, подогнув под себя ногу в грязном полуботинке, храпел, пуская слюни, он не слышал и не чувствовал, как к нему подошел первенец и потряс за плечо, брезгливо поморщившись. Сообразив, что на предка легкое прикосновение не действует, сын перевернул его на спину и потряс сильнее, дергая за ворот рубашки.

– Что надо? – открыл глаза глава семьи.

– Мать за тобой послала, – угрюмо сказал сын.

Старший сын не любил отца и всякий раз это подчеркивал. Он не понимал мать, которая прощает ему все вместо того, чтобы сдать в милицию. Алексей считал, что нары – самое лучшее место для такой скотины. Он опасался, что в порыве необузданной ненависти, которая нередко накатывала на него, не выдержит и убьет того, благодаря кому появился на свет. Это, наверно, единственная заслуга его отца. Алексей знал, что основную нагрузку в его воспитании на своих хрупких плечах несет мать, и очень любил ее за это. Он переживал трудный, переходный возраст и все видел без малейших оттенков: если любил, то любил, если ненавидел, то ненавидел.

– Зачем я ей понадобился, – спросил кормилец, державший семью на голодном пайке и больше заботившийся о своей луженой глотке.

– Ужин стынет, – выдавил из себя первенец.

– Пусть сама жрет свои помои, – пробурчал отец и отвернулся к стенке.

– На большее ты не заработал, – начиная выходить из себя, заступился за мать сын. – Не советую тебе оскорблять маму в моем присутствии, иначе…

– Что иначе? – усмехнулся папаша. – Пока еще мелко плаваешь, сосунок.

Алеша хотел развернуть труженика, на зарплату которого они были вынуждены влачить жалкое существование, и съездить ему по физиономии. Но жалея мать, он сдержался.

– Он не голоден, – ответил сын, на немой вопрос матери и добавил: – Не унижайся ты перед ним, мам. Жрать захочет, сам приползет.

– А ты не осуждай его, Алеша, какой ни есть, а все же отец, – мать протерла глаза передником.

– Лучше бы он сдох, – в сердцах выпалил сын. – Он же тебя когда-нибудь прибьет.

– Нужно перетерпеть, сынок, он муж мне, по закону. Иной раз в горячке ударит, потом и сам пожалеет. Характер у отца добрый. Это зеленый змий его губит, вот он и буянит, – заступалась мать за отца.

– Да ну вас, – безнадежно махнул рукой подросток. – Разбирайтесь сами.

– Мама, когда папа будет кушать? – вмешался Сережа, облизывая ложку. – Суп остынет.

Мать не успела ответить малышу, в дверной проем с веранды просунулась голова девочки, одноклассницы Алексея.

– Здравствуйте, Ирина Анатольевна, извините, мне Алеша нужен. Можно его похитить? – непослушная челка лезла на глаза, пухлые щеки румянились, от нее веяло юностью и свежестью.

– Здравствуй, Светочка, – улыбнулась хозяйка, ей нравилась эта симпатичная девочка. – Забирай сорванца.

– Я пойду, мам, – сразу, засобирался сын.

– Иди уж, – отпустила мать.