Дикая полынь   ::   Солодарь Цезарь

Именно от него прежде всего исходит угроза войны".

Разумом и сердцем осознаем мы, почему, перечисляя "некоторые из бесчисленных злодеяний, которые навсегда останутся позорнейшими страницами истории империализма", Программа КПСС называет попрание законных прав палестинского народа, интервенцию в Ливане.

Эта книга не имеет пролога. Не нужен, стало быть, и эпилог. Да и возможен ли он, покуда сионизм творит свои черные дела, покуда заквашенным на сионизме проискам врагов мира и прогресса должны изо дня в день активно противостоять люди доброй воли, прежде всего, повторю снова, люди еврейской национальности.

Чем же закончить книгу, в которой я не рассказал и сотой доли того, что можно было бы поведать о ядовитой деятельности сионистов, их оборотистых приспешников, их агрессивных покровителей? Покровителей до крайности щедрых - когда речь идет о разжигании антикоммунизма, финансовые воротилы "крестоносного" империализма не скупятся.

...Вспыхнул экран телевизора. Начался спектакль "Тевье-молочник" по широко известному, изданному в нашей стране на многих языках циклу рассказов Шолом-Алейхема. Что-то не встречал я названия этого классического произведения еврейской литературы в программах израильского телевидения и в репертуаре израильских театров. А в спектакле нашего Центрального телевидения многомиллионная аудитория советских зрителей увидела Тевье в прекрасном по выразительности и взволнованности исполнении выдающегося советского актера Михаила Александровича Ульянова.

Как много дорогого мне, безмерно святого, радостного и грустного пробудили в душе живые шолом-алейхемские образы, мысли, слова!

Вспомнилась мне родная Украина, живительная красота ее ласковой природы, столь близкая сердцу Шолом-Алейхема и его любимого героя - человека честного труда и горькой правды Тевье-молочника. Вспомнил, с какой восторженностью говорил мне почти сорок лет назад писатель-коммунист Александр Корнейчук о правдивом образе Тевье, воопроизведенном на сцене замечательными мастерами нашего многонационального театра. Вспомнил, как русским и украинским друзьям моей юности по прочтении "Тевье-молочника" сразу же стало ясно, почему Шолом-Алейхем, признанный Горьким и Коцюбинским, признанный трудящимися многих и многих национальностей, так не по душе еврейским богатеям, а махрово шовинистичным сионистам представляется чуть ли не антисемитом, на что, помните, мне намекал антверпенский богач Брахфельд.

Разве же может сионизм признать еврейского писателя-демократа, понимающего вместе со своим Тевье, какая цельная, сильная личность его дочь - простая девушка Годл, горячо полюбившая революционера и последовавшая за ним в далекую ссылку! Разве могут сионисты согласиться с Шолом-Алейхемом, что его дочери, связавшие свою судьбу с тружениками-бедняками, гораздо счастливей своей младшей сестры Бейлки, вышедшей замуж за богатого подрядчика! Разве способны примириться еврейские националисты с тем, как Тевье иронически воспринимает возможность прокатиться в Палестину за счет богача-зятя и как грустно прощается с родным украинским селом, ибо привязан к земле, где родился и трудился, где по-настоящему дружит с соседями-крестьянами!

Царскому уряднику, выселяющему его из села, Тевье гневно бросает в лицо: "Скажи-ка мне, ваше благородие, а знаешь ли ты, что я живу тут гораздо больше тебя? А сколько раз я, бывало, ходил к тебе, господин начальник, за крестьян хлопотать, чтобы ты их не обижал?"

Очень многие слова Тевье-молочника властно стучатся в наше сердце и сейчас.