Диво дивное (Чортова корчма)   ::   Шишков Вячеслав

" Тут Франция провела ручкой по грудям - физкультура называется - и глазки опустила. Ну, думаю, начну-ка я крыть их с верхней полки. Перекрестился, да и говорю: "- У вас под кем крестьянская земля? Под барами? А у нас, господи благослови, под мужиком. У вас под кем фабрики-заводы? Под буржуем? А у нас, благодарение царицы небесной, под пролетарием всех стран. А смычка есть у вас? А у нас в одной волости смычек пять. А шефы есть? Ни черта у вас, окромя горчицы... Тирнационал есть?" А генералы: "- У нас марсельеза." А я: "- Добра-то. Мы ее, матушку, в девятьсот пятом годе воспевали, как помещиков жгли. Скажи пожалуйста, какие отсталые народы." А генералы: "- Долой мужика! Долой!" "- Врешь!" - кричу им встречь. - "Погоди мужика хулить. Мы всех вас за собой на веревке уведем. Русь еще лаптем думает, погоди, до башки черед дойдет, покажем!"

Тут Франция затряслась вся, побелела, ножкой топнула: "- Молчать!" "- Ага! Молчать... - горько стало мне, сглонул я, молвил: - А помнишь, Франция, как мы твой Париж-город в разнесчастную ерманскую войну спасли? Кровью русской все поля под Аршавой полили: на, живи Париж! Забыла?" Утер я, братцы, слезы мужицким кулаком, поднялся живой рукой со стульчика: "- Ей, Франция! Тяни за мной Тирнационал... Паразиты иностранные, подхватывай!" - Шапчонкой покрутил, да как гряну:

Вставай, проклятьем заклейменный,

Весь мир голодных и рабов! Богородица святая, что тут и вышло! Как заблажат все: "- Бей! Стреляй его! Долой! Трави газом!!" А я: "- Врешь, паразиты! Не боюсь газов: на мне душевредная маска есть." А какой-то несознательный капиталист кэ-эк по загривку двинет мне, я носом в землю тюк... "- Казнить! Казнить!" И повели меня на казнь, как быка на бойню. Чую - французской гильотиной пахнет, кровищей пребольшой. Ну, думаю, твори бог свою волю... Эх, Касьян, Касьян, неужто отходили твои мужичьи ноженьки, неужто тугая смерть пришла? Нет, не может быть, чтоб русский мужик дарма пропал... Плачу слезно, шапчонкой утираюсь, а сам в роде акафиста: "- Никто-о-о не даст мне избавле-енья..." А мне паразиты: "- Суй башку! Суй башку!" У гильотиночки остер булатный нож вниз-вверх ходит ходуном. Тут я и взвыл на всю планиду: "- Отцы родные! Дозвольте на последочках православному мужику богу помолиться!" В это самое времячко, братцы, со всех краев, быдто сине море загудело: - "Врешь, погоди молиться-то!.." * * * Касьян вдруг оборвал рассказ, вскочил, заткнул уши, защурил накрепко глаза. И вся изба вскочила, и вся изба завыла, загайкала на Касьяна, как буря, как каменный грохот с гор: - Врешь! Погоди молиться-то! Касьян ахнул и в страхе взглянул перед собой, как сумасшедший. Ах, чорт! Замест собственной избы опять корчма, прокисшая, словно простокваша. Под потолком лампочка чадит, на столе шинкарка пляшет, каблучками бьет, ведьмячьи глаза пламем полыхают... Народу, народу, страсть: паны, да евреи, есть и русские. Все в ладоши бьют. И все в один голос на Касьяна: - Врешь, погоди молиться-то! Черный кот взад-вперед ходит, зелеными глазами Касьяну в самый рот глядит. Похолодел Касьян, не вздышет. И где-то песик взлаял. - Вот так клюква! Даже в своей избе спокою не дают, - пробормотал мужик. - Эй, Акулина! А песик уткнул холодный свой носик Касьяну в ухо, шепчет человечьим голосом: - Где у тебя иверская свечка? Зажигай. Вся чертовщина сгинет. Прибодрился Касьян, чмокнул верного песика в носок и говорит: - Свечку я обронил, как мертвую петлю делал. А вот я чем... Боньба у меня за пазухой сидит. Выхватил бомбу, взмахнул под небеса: - А ну, нечистая сила! Ожгу! - да бряк в пол. Как завоют, как заайкают: визг, стон, рев. И мигом - тьма. - Вот какое повреждение вышло, - прошептал, трясясь, Касьян. - Все вдрызг расшиб, всю собственную избу. Не знай, и сам-то жив-ли. И сквозь тьму родыхающий песий голосок: - Ты-то жив, а меня убил, дурак... Закачался Касьян от жалости.